и красочное представление дома, где она была на той стороне, ни медитация, ни голосовые команды. Дверь открывалась только туда, куда всегда вела — в соседнюю комнату или на крыльцо (она пробовала уже со всеми дверями в доме, включая достопамятный холодильник и даже одёжный шкаф).
Валя с Юркой тоже испробовали разные способы поведения: от активной поддержки до полного бездействия на другом конце дома от Ксюши, чтобы не мешать и не отвлекать.
— А ты говорила, что рюкзак там забыла, — в очередной раз напомнил Юрка. — Ну неужели там не было ничего ценного для тебя? Чтобы так сильно захотелось вернуться и забрать, что невтерпёж? Не знаю, какой-нибудь талисман, подарок любимого, фотография матери…
— Что ты сказал?
Ксюша вскинула голову, внезапно ощутив новый прилив энтузиазма. Потому что фотография действительно была, хоть и не в рюкзаке, но на той стороне. Портрет в простенькой рамочке, с которого улыбалась совсем юная Варенька Крестова, её мама.
— Талисман, подарок… — начал заново перечислять следователь.
— Помолчи! — резко ответила Ксюша, прикрыла глаза и потянула на себя входную дверь.
— Я вернусь, и ты всё расскажешь. Дубль, честное слово, мне пора.
Решительно отвернувшись, Эдик взялся за ручку двери, потянул на себя и столкнулся нос к носу с недавней знакомой.
Ксюша завизжала, потому что шагнула вслепую и буквально врезалась в стоящего в дверном проёме парня.
— Не уходи!!!! — Дубль завывал, как брошенная собачонка, но почему-то не пытался помешать каким-то иным способом, только уговаривал. — Дочь Варвары, хоть ты ему скажи!
Дверь, которая должна была открыться на улицу, вела куда-то совсем в другое место. Юрка яростно тёр глаза, да и Валька буквально рот открыла. Хотя оба верили подруге, но одно дело допускать возможность, а совсем другое — убедиться воочию. Там, за порогом, был коридор, молодой светловолосый парень в порванном пуховике, в обнимку с вещами, явно принадлежавшими Ксюше, а сзади него — нечто, очертаниями напоминающее человека, но явно им не являющееся.
— Так, главное, не дать ей закрыться, — вовремя сообразил Юрка и кинулся подпирать дверь первым попавшимся ботинком, благо в прихожей их хватало. А то сейчас Ксюша шагнёт внутрь, и всё — пиши пропало, не факт, что сможет обратно так же просто зайти.
Как они умудрились свернуть обоюдные истерики, невозможно описать. Пожалуй, помог чёткий начальственный голос Юрки, который смог и Ксюшу успокоить, и на перевёртыша рявкнуть, и Эдика убедить не торопиться.
— Пока дверь открыта, любой из нас зайдёт и выйдет. Можно спокойно всё обсудить. Кому куда и зачем надо или не надо.
— Ага, только надо всё решить до того, как мама с работы вернётся, — встряла Валька. — А то вообще-то это входная дверь моего дома, и я даже стесняюсь предположить, что случится, если кто-то попробует через неё нормально зайти, со двора.
Они расселись по обе стороны распахнутого прохода между мирами, и Эдик кратко рассказал о своих новостях, Об отце, оказавшемся не обычным алкоголиком, допившимся до зелёных чертей, а ненормальным нелюдем, вытягивающим из людей энергию, воспоминания и эмоции с помощью предметов. О Катеньке и её медальоне, который папа ему и подбросил, чтобы влиять на действия и решения сына.
— Ты меня поправляй, если я о чём-то неправильно догадался, — бросил парень через плечо Дублю, который к совещанию не присоединился, продолжал держаться на отдалении. — Это я по истории болезни сужу, ну и по собственным ощущениям.
— Всё верно, — булькнул перевёртыш. — Говорю же, ты — психиатр по призванию. А учитывая происхождение, то психиатр как раз для нас, для монстров. Эдик, оставайся, мы без тебя пропадём, а вернуться вдруг не сможешь? Мы твой переход, знаешь, сколько готовили, чтобы всё получилось.
— Я бы пообещала провести, но боюсь, что тоже не уверена, получится или нет и в какой момент, — высказалась Ксюша.
— Ксюх, ну ты же сейчас это сделала, потому что про фотку матери вспомнила. Может, это и нормальный способ? А ещё лучше… — Валька не договорила, потому что её перебил Дубль.
— Вещь оставь, которая одновременно твоя и её, Варвары. Она маяком будет. Мать твоя всегда такие маячки оставляла, чтобы легче открывать дверь именно в то место, куда надо.
Ксюша почти не думая, потянула со среднего пальца перстень, который ей всегда был слишком велик. Мамино украшение, с почти прозрачным аквамарином и серебряными завитками вокруг камня.
Эдик, не задумываясь, взял украшение и передал Дублю, наконец-то подошедшему ближе:
— Положи в её комнате, что ли. — И неожиданно добавил: — А я тебе, Ксюша, дам поручение, ладно?
Парень осторожно достал завёрнутый в платок кулон-сердечко.
— В посёлке Новоникитском есть кладбище, там похоронена Екатерина Трофимова. Дата смерти 16 ноября 2016 года. Положи на её могилу. Только обязательно. Она просила.
— Подожди… А ты? Ты же сам хотел… — растерялась Ксюша.
Валя с Юркой помалкивали, понимая, что не стоит вмешиваться да и сказать по делу нечего.
— Ты справишься, там кладбище небольшое. По правой стороне вдоль забора надо пройти до самого угла. Там есть участок, где самоубийц хоронят, типа неосвящённая земля, подальше от часовни. Катенька там лежит. Верни ей медальон, а то она кричит всё время, плачет.
От его слов у всех присутствующих мороз по коже прошёл. Все так или иначе имеют какие-то представления о мертвецах, кто-то основывается на религиозных убеждениях, кто-то на мистических историях или фильмах ужасов, но наверное ни те, ни другие не говорят о покойниках так обыденно, словно речь о соседе, а не о том, кто лежит в могиле уже почти семь лет.
— Эдик, а как же… Ты отца найти хотел, ну и вообще…
— А отец хотел, чтобы я психов лечил, — неожиданно улыбнулся Эдик. — А я сам на самом деле всю жизнь хотел того же. Да и знаете, вон Юра говорит, что монстров стало много в Семибратске, а ворота Психушки я так и не запер. Мой косяк, и кроме меня некому исправить. Пока буду родственников разыскивать, сколько времени пройдёт? Сколько ещё сумасшедших убийц со сверхспособностями покинут свои уютные палаты? И какое количество народа они убьют и изувечат? Не хочу на себя такую ответственность брать.
Всем остальным такой внезапный поворот, резкая перемена решения показалась немного нелогичной, но ни девушки, ни Юрка не стали возражать. В конце концов, и отношения с родителем, и история с совершившей суицид первой любовью были слишком личными, а Эдик никому из них не приходился настолько близким другом-приятелем, чтобы о таком расспрашивать. И только Дубль, к которому Эдик сидел спиной, не смог сдержать очередную свою злорадную
