– А что? Водички из-под крана попить? Она же сырая. Тебе мама не говорила в детстве, что такую пить опасно? Тем более в незнакомом месте, – назидательно сказала подруга.
– Говорила, – ответила я. – Но сути дела это не меняет. Слушай, а у тебя мини-бар есть?
– Есть, но там бутылочка воды стоит, как космический корабль, – усмехнулась Катя.
– Что же делать? Пить ужасно хочется.
– Есть у меня один вариант…
– Какой?
– Тебе не понравится.
– Ты скажи, а там посмотрим.
– У меня есть ещё вино.
Повисла пауза, во время которой я удивленно смотрела на Катю. Её глаза таинственно блестели на казавшемся в полумраке смуглом лице.
– Серьезно?
– Ну да, я две бутылки купила. Дёшево же! Думала одну здесь выпить с кем-нибудь, за компанию, а вторую домой, родителям отвезти. Сувенир с моря, так сказать, – ответила Катя.
– Это мы с тобой так в запой уйдем, – хмыкнула я.
– Да брось! Всего лишь слегка забродивший виноградный сок.
– Ну да, вино так и называют, я читала, – ответила я с усмешкой, и мы захихикали.
– Тише! Максимку разбудишь, – строго оборвала наш смех Катя. Потом она встала, и пока стояла, собирая длинные, до середины спины волосы в хвост, перетягивая его резинкой, я невольно залюбовалась её матовой кожей, плавными линиями фигуры, сочной грудью с маленькими сосками, которые в темноте комнаты казались крошечными ягодками на вершинах больших вкусных маффинов. Чуть пухлый животик с миндалевидным пупком, а внизу – гладко выбритый лобок с тонкой ложбинкой, уходящей вниз. Крутые бёдра, колени и голени, узкие лодыжки и маленькие ступни с аккуратными ровными пальчиками. Всё это при одном лишь взгляде стало вызывать во мне вновь какое-то странное ощущение.
Кажется, Катя в какой-то момент заметила, как я её рассматриваю, и улыбнулась. Я, смутившись, стала смотреть в другую сторону. Девушка сладко потянулась и подошла к шкафу. Открыла дверцу, присела и стала копошиться в сумке. Затем вытащила оттуда точно такую же полуторалитровую пластиковую бутылку, в которой темнело вино. Она тихонько закрыла шкаф, подошла к комоду и разлила жидкость, казавшуюся теперь чернилами, в два бокала. Села на кровать рядом со мной, протянула один мне, другой оставила себе.
– Ну что, вздрогнули? – Спросила.
– Ты прямо как заядлый алкоголик говоришь, – улыбнулась я.
– Ну, поговорку «мать пьяница – горе в семье» с детства помню и учусь на чужих ошибках, – сказала Катя с улыбкой. – За что будем пить?
– За мир во всем мире, – ответила я.
– Чудесный тост, – хмыкнула Катя. – Я тоже его люблю.
– Кого?
– Этот фильм, «День сурка». Это ведь из него тост.
– И я просто обожаю его. Правда, там ещё сначала было «помолимся», но я так думаю, мы этого делать не станем.
– Не-а, – мотнула Катя головой.
Мы выпили. Жажда стала быстро проходить, а вот опьянение – снова возвращаться в наши и без того не слишком трезвые головы.
– Сейчас напьемся, будем песни орать, – сказала я.
– И сожрем всю капусту, сволочи? – Хихикнула Катя.
Я улыбнулась. Ещё одна цитата из кино, на сей раз «Двенадцать стульев» режиссера Марка Захарова, и моя новая подруга вновь угадала, причем с первых слов.
– Откуда ты так хорошо фильмы знаешь?
– Я каждое лето у бабушки с дедушкой в деревне проводила. Там скучно, развлечений никаких. Нашла старый DVD-плеер с советскими фильмами, вот и давай смотреть один за другим. Это дед мой коллекцию собирал. Ценитель был, – ответила Катя.
Мы снова выпили. Потом ещё и ещё, и уже никакие тосты нам не были нужны. И без них сладкий ароматный напиток лился в нас легко и непринуждённо, словно в самом деле простой виноградный сок. И тем больше мы с Катей поглощали его, тем легче становилось внутри, свободнее, и даже маленькая, погруженная в ночной полумрак комната стала казаться больше и светлее. Хотя, наверное, это потому что близился рассвет.
– Давай на брудершафт? – Вдруг предложила Катя, и я обратила внимание, что это иностранное и незнакомое мне слово она выговорила уже слегка запнувшись.
– Это как?
– Я тебе покажу. Вот смотри. Бери стакан, подноси ко рту, но не пей. Держи на весу. Так. А теперь я продеваю свою руку через твою. Ага, вот. Теперь… за любовь! Пьем! – Мы пригубили ещё немного вина, но когда я попробовала вытащить свою руку, Катя неожиданно – её лицо было очень близко к моему, – потянулась губами и прикоснулась ими к моим. Всего на секунду, но у меня словно электрический разряд пробежал по телу.
– Ты чего?! Зачем? – Спросила я. И сделала это довольно громко.
Подруга мгновенно положила мне прохладную ладонь на лицо, запечатав рот, и прошептала:
– Тише, Максимку разбудишь.
– М-м-м-м-м! – Выразительно промычала.
– Потому что… ты мне очень понравилась, – сказала Катя, глядя мне прямо в глаза. Затем она потихоньку убрала руку, и на моих губах смешались ароматы вина и её кожи.
– Ты мне тоже понравилась, но это не повод меня целовать, – строго сказала я.
– тебе было неприятно?
– Не в этом дело. Просто я не…
– Лесбиянка?
– Да!
– Я тоже.
– Тогда зачем?..
– Не знаю, – пожала Катя плечами. – Порыв души, – она улыбнулась.
– Порыв у неё. А у меня чуть инфаркт не случился, – призналась я.
– Ты что, никогда с девушкой не целовалась?
– Ни разу!
– Даже с Лидой?
– Вот ещё! – Фыркнула я. – А ты?
– Ну… Было пару раз, – Катя смущенно опустила глаза.
– Так вот кто лесбиянка!
– Нет! – Возмутилась подруга. – Я просто… хотела попробовать, как это.
– И как?
– Честно?
– Да.
– Обалденно. Лучше, чем с парнем.
– А говоришь, что не…
– Это совсем другое. Лесбиянки – они же такие… Ну, как сказать. Грубые, мужеподобные тётки. Я разве такая? – Спросила Катя.
– Конечно нет.
– И ты тоже. А тебе… понравилось?
– Не скажу, – кажется, я покраснела до самых пяток.
– Тогда давай ещё выпьем, – предложила подруга.
– Давай.
Снова вино потекло в нас, но я всё никак не могла отогнать от себя мысль, что прямо здесь и сейчас хочу вновь ощутить на своих губах вкус Катиного поцелуя. Вот что это было? Ощущение одиночества, которым меня «наградила» Лидка, когда бросила одну в гостином доме? Или желание испробовать что-то новое, чувственное, чего у меня прежде никогда не было? И может не быть никогда, если я вспомню своё суровое воспитание. А ведь когда два представителя одного пола занимаются такими интимными вещами – это мерзость. Мне дома такую мысль внушали с подросткового возраста.