— Ты плохо выглядишь, тебе лучше не ехать завтра с нами.
— Мы едем вместе, и не спорь, пожалуйста. Останешься на ночь здесь, — он взял пакет, лежавший на тумбочке. — У меня есть дела, я скоро вернусь.
— Я не хочу, чтоб тебе стало хуже!
Он закрыл за собой дверь. Я догадалась, что он пошёл к врачу. Спустя час мои догадки подтвердились: он договаривался о досрочном закрытии больничного, подписывал бумаги о том, что с завтрашнего утра полностью берёт на себя ответственность за собственное здоровье.
Стемнело. Нужно было лечь спать раньше, чтобы встать в пять утра, но как-то не спалось. Ни мне, ни Дилану. Я прислушалась к его дыханию.
— Не можешь уснуть? — шепотом спросила я.
— Да, — так же шепотом ответил он.
— Дилан, я не знаю, как теперь жить после случившегося… никак не получается привести мысли в порядок…
— Ты привыкнешь.
— Зачем тебе завтра ехать с нами?
— Ты ему веришь?
— Нет.
— Тогда к чему вопрос? — более грубо ответил он.
— Я не вижу выхода из этого тупика. Какое может быть счастье после всего этого?
— Со временем ты по-другому посмотришь на это, а теперь попытайся заснуть, — сказал он, словно уже не раз оказывался в подобной ситуации. — Доброй ночи.
— Доброй ночи.
Эмоции и осознание реальности происходящего потихоньку начали возвращаться ко мне. При мысли о поездке в места, где я испытала весь тот ужас, меня пробирал озноб. Кажется, я уснула уже перед рассветом, всего на несколько минут.
Дилан вскочил по будильнику и начал собираться. Мне тоже было велено вставать. Тошнило, но одновременно сводило желудок от голода. Кажется, я уже начала привыкать к такому состоянию. Мы приняли душ, почистили зубы, Дилан ушёл снимать повязку с головы и фиксатор с шеи. Когда он вернулся, о его самочувствии можно было догадаться только по трости, которую он держал в руке. Раз он взял её с собой, значит, его всё ещё беспокоили головокружения.
Сборы не заняли много времени. Столовая ещё не открылась, и завтракать было нечем. В ларьке мы взяли по шоколадному батончику, чтоб заглушить голод. Нас уже ждала машина.
— Здравствуйте.
— Доброе утро, — ответил Виталий Викторович. — Я попрошу юную девушку отметить крестиками примерное местонахождение портала и заброшенной тюрьмы.
«Юная девушка», надо же. Для старика, конечно, так оно и было, но сама к себе я вряд ли смогла бы применить это определение, скорее, «юная убийца», изощрённо извращённая личность. Хруст шейных позвонков жертв, вкус их крови и предсмертные крики стали чем-то вроде наркотика для меня. Я боялась себе признаться в этом, но в глубине души ждала нового удобного случая распустить руки. Загвоздка была только в том, что в моём окружении нет людей, которые смогли бы это понять. Дилан был слишком правильным, мои выходки для него — это сплошное мучение, новый страх, что клан примет решение убить меня.
«Я могу быть примерной тихой девочкой, прилежно учиться, но рано или поздно моё второе „я“ вырвется наружу и снова перевернёт нашу жизнь с ног на голову», — осознавала я.
Нам предстояла долгая дорога. Я нашла на карте Нижний Волчок и отметила Волчью гору, Терешки, но не помнила, как называется охотничья деревня, где я купила у старика солярку. Никто ничего не знал о заброшенной тюрьме в тех краях, интернет тоже не выдал результатов. Решили ехать вслепую.
Меня беспокоил вопрос: как пробраться к Волчьей горе незамеченными? На узкой дороге мы рисковали встретить охрану, а идти пешком через лес — долго и тоже опасно.
Пока ехали до Нижнего Волчка, Виталий Викторович разговаривал со своим водителем, не обращая на нас с Диланом никакого внимания, как будто нас не было в машине. Только на подъезде к посёлку, когда мы остановились перекусить в кафе, он спросил, какие у меня отношения с матерью (вопрос был явно с подвохом, ведь это мать, а не Седой, сдала меня). Я ответила, что он и без меня должен быть в курсе. Он издал короткий смешок и увлечённо занялся едой.
В кафе мне встретилась бывшая одноклассница Лера, работавшая там официанткой. Мы были рады видеть друг друга, я вышла из-за стола, чтобы пару минут поболтать, как живём, где учимся. Она загадочно улыбнулась, узнав, что молодой человек, сидевший рядом со мной, — это мой муж. Разумеется, ни о каких своих проблемах я не стала рассказывать. Если посмотреть на меня со стороны, я отлично устроилась, и всё у меня на зависть благополучно. Я вполне искренне улыбалась Лере, а ещё тому, что Дилан то и дело кидал в нашу сторону свой наблюдательный взгляд.
Короткой встречи хватило, чтобы во мне снова проснулось чувство ностальгии по прошлой жизни. Лера рассказала кое-что о наших общих одноклассниках: кто-то стал отцом, кого-то исключили из военного училища, а кто-то ушёл в армию (недавно была встреча, которую я пропустила по определённым причинам). Мы договорились как-нибудь списаться и подгадать удобное время, чтобы увидеться.
Лера призналась, что очень рада за меня (ей наверняка было известно о моём браке, который я сама когда-то назвала фиктивным), сказала, что тоже хочет перебраться в город, и отметила, как я похорошела (что вряд ли, после моих-то «приключений»).
Я смотрела на неё, как на невинную беззаботную пташку. Не сказать, что я пожелала бы поменяться с ней местами, однако я понимала, что не разделяю её восхищения моей жизнью. Уже давно не бывало дня, когда я не ощущала бы на душе тяжесть собственной демонической натуры. Как ни крути, а надолго забыть об этом не удаётся, а порой просто безумно хочется знать, что в твоей жизни всё чисто и прозрачно, как в аквариуме. В конце концов, мир полон всяких вещей.
«Возможно, придет время, и я обрету счастье, примирюсь с собой, и все остальные примирятся со мной», — надеялась я.
В кафе пришли новые посетители, и мы быстро распрощались. Я, наскоро и не ощущая вкуса, съела свой обед. Мы двинулись дальше. Старик и его водитель надели солнечные очки.
По моей наводке они узнали, где находится ежесекундно открытый вход в Верхний Волчок. Автомобиль остановился в тридцати метрах от обрыва. Дорога была усыпана следами колёс крупной техники, но по пути нам не встретилось ни души.
После получасового ожидания водитель заметил позади машины человека, идущего в сторону обрыва. Когда он приблизился к нам, я узнала в нём Захара. Он двигался к нам своей неуклюжей походкой, водитель окликнул его:
— Эй, парень, что это за дорога? Вроде раскатанная, а впереди обрыв…
— Да, обрыв, дальше дороги нет, — сбиваясь, ответил Захар.
— Хех, а ты тогда куда идёшь, да ещё с ружьём?
— А это… чаек стрелять.
— Ясно.
Захар не мог видеть меня за тонированным стеклом, зато я хотела выйти к нему и сказать, что жива и здорова. Почему-то я была уверена, что среди всех охотников именно он никогда не посмеет причинить мне зло. Мне хотелось, чтобы мы были друзьями, пусть он даже немного влюблён в меня. Вид у него был растерянный и подавленный. Хорошо ещё, что он не пострадал после того, как меня схватили.
