Обезоруженный, патлатый оказался бессильным и неопасным, но мстительным, и не забыл обо мне. Чуть позднее он устроил на меня настоящую охоту, поскольку, по его мнению, я совершила из ряда вон выходящие дерзкие поступки, да ещё подключила к своей защите полицию.
Воспользовавшись тем, что полицейский занялся рыжим, я поспешила войти в вагон и с нетерпением ждала отправления поезда, наблюдая в окно. Каково же было моё разочарование, когда полицейский удалился, а рыжий в сопровождении двух мордоворотов направился к вагону.
Я заволновалась. Смешаться с толпой не было возможности, всё было как на ладони. Тогда я сбросила куртку, по которой легко было меня определить, напялила старые мамины очки с диоптриями, которые постоянно носила с собой неизвестно для чего. Случайно обнаружила в сумке, в целлофановом пакете (о, чудо!) чёрный парик и тотчас же натянула его на голову – очень вовремя!
Пожилая женщина, сидящая напротив, с удивлением смотрела на моё перевоплощение.
А они уже были рядом. Рыжий патлатый индивид шарил взглядом по лицам, готовый в любой момент отдать команду к действию двум мордоворотам. Его взгляд скользнул, но не задержался на мне, и троица прошла дальше.
Развалившись на лавке, я делала вид, что читаю журнал, но не видела даже строк. Мордовороты шли за ним, словно два цербера. Я следила за ними расширенными глазами поверх мутных диоптрий, увидела, как они развернулись с намерением прочесать вагон ещё раз, но поезд, на счастье, тронулся, и им пришлось, хотя с явной неохотой, выйти из вагона. Словом, мне с трудом удалось унести ноги.
Наконец, я вспомнила о своём неоконченном факультете художника-модельера и о приобретённом в процессе товарного голода страны умении идеально шить.
Меня охотно приняли на работу в пошивочный цех с перспективой проектирования новых моделей. В первый же день мне была выдана груда выкроенных деталей, которые нужно было соединить между собой и превратить в куртку для полицейского, в соответствии с образцом.
Я окунулась в работу слишком нервозно, боясь ударить в грязь лицом. К концу рабочего дня не без мучений куртка была создана. Надо сказать, она окончательно меня вымотала, но я была ошарашена, узнав, как ничтожна стоимость пошива данного изделия со множеством всяких карманов и других мелких деталей. Это открытие повергло меня в состояние безысходного уныния.
Уже произошла денежная реформа, упразднившая четыре нуля, и поляки перестали быть миллионщиками. Несчастные двадцать злотых! Считать в уме я умела, и, умножив одну куртку на количество рабочих дней в месяце, почувствовала себя нехорошо. Не хватало живого воображения, чтобы представить такое огромное количество сшитых мною курток. Я закрыла глаза, мысленно мне удалось повесить на стоячую вешалку ровно двадцать одну куртку, и меня залихорадило.
Равнодушные лица швей внушали мне зависть, а их туловища, склонившиеся над шитьём, казались корпусами роботов, имеющих нечеловеческие способности и ухитряющихся сшить по две или даже по три куртки за восьмичасовой рабочий день.
Была пятница. Впереди два дня отдыха. Но, когда я вернулась домой, мне стало ещё горше: переступив порог, я оказалась в эпицентре разгара веселья. Беспечность этой семейки просто потрясала.
На меня воззрились пьяные рожи, растянувшиеся в слюнявых улыбках.
С трудом подавив рыдания, подступившие к горлу, я поспешила закрыться в узенькой комнатушке, – но не тут-то было! Мой муж пребывал в среднем состоянии опьянения, между беспричинным весельем и исступлением, в которое он впадал, изображая молящегося жида у Стены Плача. В этой стадии чрезмерно возрастала его говорливость.
Он потребовал не закрываться в «его» комнате и периодически влетал с выпученными глазами, выкрикивая долгие угрожающие монологи в адрес воображаемого врага – русской мафии и шпионов КГБ. Но я ещё не знала, к чему он клонит.
Когда я услышала следующее, мой рот непроизвольно открылся от удивления.
– Я должен что-то предпринять, но что, я ещё не решил, так как моя жена оказалась шефом русской мафии и шпионом КГБ, – он повторял эту фразу взахлёб и бесчисленное количество раз, что окончательно вывело меня из равновесия.
Моё ангельское терпение лопнуло и, улучив момент, я закрылась на ключ.
Последовала осада двери. На помощь Миреку пришла Аська. В дверь летели кухонные ножи и раздавались угрозы следующего конкретного содержания: «Смерть русским свиньям!»
Я с ужасом думала: не развалится ли дверь, и не залезут ли они в окно. Но окно было слишком высоко над землёй, а дверь, сотрясаясь от частых ударов и поминутно вздрагивая от вонзающихся ножей, выстояла тяжелое испытание на прочность.
Только часа через два всё стихло. Я с трудом сумела погрузиться в беспокойный кошмарный сон, в котором шила и шила полицейскую куртку. Мне пришлось отказаться от работы швеи-мотористки и только через месяц избавиться от кошмарного сна.
Рано утром я подкралась к двери и прислушалась. Тишина. Задержав дыхание, повернула ключ в замке, мимо моего уха пролетел свалившийся нож, которым была пригвождена к двери бумажная листовка всё с тем же призывом, нацарапанным чем-то красным: «Смерть русским свиньям!» Я порвала бумагу в клочки и со злости бросила в полумрак прихожей, откуда неожиданно возник дрожащий с похмелья Мирек, молча виновато вошел и надолго залёг в постель. Жизнь в этом доме сделалась совсем невыносимой.
Месяц назад я узнала, что моему мужу положена квартира от ГМИНЫ*, и долгой убедительной речью вдохновила его на этот поистине героический поступок – борьбу с сухим, равнодушным польским бюрократизмом, процветающим в жилищно-коммунальном управленческом аппарате. Согласно ситуации, старалась давать ему чисто женские советы, как вести беседу, чтобы склонить на свою сторону и вызвать определённое личное впечатление чиновника. О, нет, не сочувствие! Сочувствовать здесь было кому. Об этом свидетельствовали длинные списки нуждающихся, развешанные по всем коридорам, в списках сухо описывались кошмарные условия и мизерные площади, на которых ютятся многодетные семьи.
И надо сказать, что он прекрасно справлялся с поставленным заданием. Я же старалась не открывать рта, так как русский акцент действовал на представителей власти, как красная тряпка тореадора на обречённого быка.
Бегая от чиновника к чиновнику, мы дошли до президента Варшавы. Наконец, нам была предложена первая квартира и выданы ключи. С трудом найдя нужный адрес, мы поднялись на второй этаж и отворили ключом дверь...
* Административная единица в Польше.
– Эту щель они называют квартирой? – вырвался у менявозглас удивления, прежде чем я огляделась. – Да это же не что иное, как тюремная камера, – с горечью добавила я, глядя на мужа.
От ошарашенности он потерял дар речи, и его левый ус задёргался слишком интенсивно.
