зачем мы здесь?
— Ну, ты ведь у нас взрослая уже, так и расскажи мне, — надвинулся на меня, отнюдь не с невинными намерениями.
Уж больно, пошловатенькая ухмылка красовалась на его лице. С явно умыслами не безгрешными.
— М-морозов! — отступила и наткнулась на кровать.
— Я же тебе сказал, чтобы ты меня ждала. Неужели так сложно было послушать? — впритык подошел. Между нами бы и пылинки не проскочило. Грудь к груди, нос к носу. За счет моих каблуков, что больше напоминали ходули, мы были почти одного роста.
— Ты развлекался с другими, а мне стало скучно.
— Я собирался к тебе…
— Ага, так собирался, что пританцовывал от радости, — досадно выплюнула.
Нахмуренные брови приподнялись в изумлении. Гаденыш прищурился, всматриваясь в мое лицо, а после расхохотался.
— Малая, ты ревнуешь?
Оглядела его с ног до головы, приподняла бровь и язвительно отчеканила:
— Мы просто тусим, Илья. Не накручивай себя.
Вспомнил. По роже нахальной, видела, что вспомнил. Ответочка не заставила себя долго ждать. Впору было кричать: «Получай фашист гранату!». Пожалел ли? Не знаю! Только вздохнул, губы сжал и, волосы рукой взъерошив, отошел от меня.
— Я сейчас вернусь, — бросил и потопал к двери.
— М-морозов! — крайне возмущено.
А он мне:
— Две секунды.
Не через две секунды, но, через минуту, Морозов вернулся. В руках у него были два бокала, бутылка вина и мой подаренный торт.
— Это еще зачем?
— Ну, мы же тусим, — украдкой посмотрев на меня, улыбнулся.
Один бокальчик, пообещала я себе снова. И с треском провалилась! За одним был еще один, и так покуда бутылка вина не опустошилась. Тогда в ход пошла тяжелая артиллерия, то бишь коньяк.
— Морозов, — заплетающимся языком проговорила, подперев щеку рукой, — вот почему вы парни т-такие? — выдохнула, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли в кучу.
— Какие? — Илья не был в стельку, как я, однако и трезвым тоже. — Охрененные?
— Не-а, — хрюкнула, — такие козлины.
— Почему же?
— Вы не сдерживаете свои обещания, исчезаете, когда нужны и вас вечно нет рядом. У вас же движухи, пацаны…
— Тебе это знакомо? — слишком серьезные глаза, как для пьяного человека, и слишком внимательные.
Неопределенно пожала плечами. Знакомо? Еще бы! Пацаны были главной проблемой. Как сказал мне однажды один чудак, что мол только один звонок, он с меня слез и умчался. Ему бы, к слову, на меня залезть сперва не мешало.
— Малая, все дело в чувствах и в ритме жизни, — закинул руку мне на плечо. — Понимаешь, вы девчонки вечно себе понакручивайте, понапридумывайте, а мы пацаны мыслим проще.
— Ну да, — фыркнула, скинув его руку, — пришел, сунул, ушел.
— Не в этом суть, — рассмеялся, покачав головой, и провел рукой по лицу, — а в том, что когда мы в определенный момент что-то говорим, то мы так чувствуем, понимаешь? Просто жизнь в таком бешеном ритме идет, что одни чувства заменяют другие. Мужики быстро переключаются, — произнес и взглянул на меня. Провел рукой по моей щеке и прошептал, — пока не остановятся на чем-то одном.
Прикусив губу, я осознала насколько его лицо было близко к моему. Достаточно для поцелуя. Однако Морозов откашлялся и, отодвинувшись, потер шею.
— Женщины тоже не ангелы.
На мою вопросительно изогнутую бровь Илья, произнес:
— Вы перекручивайте, как вам удобно. Так окрутить можете, — ущипнул меня за бок, — что и без труселей останешься. Этого у вас не отнять, а еще вы более влюбчивые и придаете всему слишком большое значение. Вы эмоциональнее нас. А вообще, Варька, вы нас мужиков судите, а за собой не замечаете. Многим бабам тоже нахрен не сдались чувства, — грустно улыбнулся, — вам бриллианты подавай, статус, чтоб перед подружками попонтоваться. Встречаешь девушку, думаешь, вроде нормальная, — задумчиво промолвил, — приличная, хорошая, а потом такое вытворяет, что искры из глаз, — плутовато ухмыльнулся, — и только потому, что устроиться хорошо хочет. Вот такие пироги…
Понимала ли я Илью? Действительно ли девушки были такими меркантильными? Я знала всяких. Были и у меня в группе свои «королевны».
Одна как-то стояла и верещала, что у нас дескать не университет, а пристанище для нищих, а сама, клуша, на остановке стояла в ожидании автобуса.
Это две стороны одной медали. Вечная дилемма мужчин и женщин. Кто прав? Кто виноват? Морозов действительно пудрил девушкам мозги, но были ли они так невинны? Что я знала о его спутницах? Ровным счетом ничего, как и Дуня. Я сделала вывод, основываясь на слухах.
— Слушай, Морозов, а зачем ты это де… — хотела у него спросить зачем рассказывал небылицы, но мой локоть соскользнул, задевая бокал вина в руке. — Елы-палы! — капризно проскулила, смотря на то, как на новом платьице расплывалось бордовое пятно.
— Идем, несчастье, — потянул меня за руку.
— Куда?
— В ванную, нужно его замочить.
— Не надо ничего замачивать, — стушевавшись, поспешно вырвала свою руку.
— Цветочек, не выделывайся, пошли, — и этот его приказной тон. — Ничего я с тобой не сделаю, — усмехнулся, и тише добавил, — если сама не попросишь.
— И в мыслях не имела! — поспешно выкрикнула, покраснев.
— А я тебя имел!
Внизу живота раздался жар. Приятно потянуло, а дыхание сбилось.
Нет, отвергала я эти чувства, это все вино.
Идти далеко не пришлось. Ванная была у него в комнате. Пятно было огромное, и, возможно, Морозов был прав.
— Если его не замочить, то ты его не отстираешь, — для такого платья звучало, как приговор.
Терзали меня смутные сомнения, но недолго. Меня несло во все тяжкие, потому и спросила:
— И что ты предлагаешь?
— Я тебе свою одежду дам, а платье замочим, а там походу дела решим.
Морозов вышел, а я стянула через голову платье, оставаясь в одних чулках и черном белье.
Закинула его в мойку и, посыпав порошком, принялась оттирать. Кукиш мне, а не отстиралось! Только пальчики покраснели. Это ж надо руки-крюки такие иметь!
— Малая, я тут фут…
Ворвался Илья, а я запищала, стыдливо прикрываясь руками.
— М-морозов!
Он не вышел. Смотрел обжигающе, бегая бесстыжими глазами по моему телу. Обстановка накалилась. Хмель ударил в голову, отчего непутевая закружилась. Облизнула губы, почему-то в горле пересохло.
— Выйди, п-пожалуйста, — хрипло прошептала.
— Сейчас, — так же тихо ответил, сглатывая, но шагу назад не сделал, напротив, один вперед.
— Морозов!
— Цветочек! — еще шаг.
— Тебе нужно выйти, — уперлась в раковину.
— Знаю, — остановился в шаге от меня.
— И-илья, — умоляюще. Только вот о чем я просила? О том чтобы ушел или прикоснулся ко мне?
— Я тут, — шаг и мы стояли вплотную.
Воздуха стало катастрофически мало, а темнота его глаз окутала меня. Бабочки трепыхались в животе, когда его руки плавно опустились на талию, притягивая к себе
