Петер, но не мог не радоваться: наконец-то нашелся смельчак, высказавший вслух то, о чем все думают, но боятся заикнуться. Вальтер гордился своим другом.
Он выключил мотор и пошел к Петеру.
Тот стоял у своего станка и нарезал шпиндели.
— Одну минуточку, — сказал он, заметив Вальтера.
Какие у него ловкие руки! Вальтер с удивлением смотрел, как Петер управляет резцом, оставляющим на металле блестящую, точную нарезку. Резец казался особенно послушным в его руках. Он зачистил шпиндель напильником, вынул деталь и занялся проверкой. Нарезка точно соответствовала инструкции.
Вальтер хотел поблагодарить товарища за его мужественную речь, но Петер опередил его:
— Ты знаешь, моя вещь готова.
— Какая вещь?
— Ну, пьеса. Я еще сам не знаю, назвать ее драмой или просто пьесой. По существу, это трагедия. Но в этом слове какой-то привкус античности. Мне ужасно хотелось бы прочесть ее тебе и узнать твое мнение.
Вальтер улыбнулся.
— Ты здорово говорил, Петер, — сказал он. — Все это необходимо было наконец высказать.
— Не правда ли? Меня, понимаешь, отчаянная злость разобрала. Пьесу кончил, а с войной — ни с места. Для чего ж я тогда писал?
— Дело, надо думать, не столько в твоей пьесе, сколько…
— Нет, в пьесе, — перебил его Петер.
— По-твоему, требуя мира…
— Да! Подумай, ведь, пока воюют, у меня нет ни малейшей надежды на постановку пьесы. А ведь я написал ее для того, чтоб она пошла на сцене. И знаешь, я предвижу потрясающий успех. Отдельные характеры очерчены остро, четко. А как увлекательно развертывается действие. Дух захватывает. Я непременно прочту тебе. Ты свободен вечером? Я бы забежал к тебе.
Вальтер был ошеломлен; он не мог слова вымолвить, не мог даже насмешливой улыбкой выразить свое разочарование.
V
Они пришли. Поспешили прийти. Трое. В котелках. В руках тросточки.
Петер крупными шагами шел к Вальтеру. Он был бледен. В его больших темных глазах вспыхивал дрожащий огонек. Но он улыбался.
— Возьми и сохрани! — Он сунул Вальтеру сверток с исписанными листками.
— Хорошо, Петер! — Вальтер торопливо сунул сверток в шкапчик с инструментами.
Петер, вернувшись к своему станку, стал складывать вещи — книги, раздвижной калибр, циркуль, толстую тетрадь в коленкоровом переплете.
Мастер Матиссен опять несся по цеху между рядами станков, размахивая руками. На этот раз он остановился возле Петера.
Они обменялись несколькими словами. Петер сунул под мышку вещи и пошел за мастером, семенившим шага на три впереди.
Все взоры устремились к застекленной будке; там шел допрос. Он длился долго. Вызвали нескольких рабочих. Петер вел себя, как подобает молодому, гордому мятежнику. Он встряхивал головой и говорил так громко, что его голос перекрывал шум моторов.
Один из шпиков вместе с Матиссеном вышел из будки. Вальтер понял, что они направляются к нему, но сделал вид, будто весь поглощен работой. Мастер Матиссен дернул его за рукав. Вальтер поднял глаза.
— Отдай то, что тебе сунул Кагельман.
Из-за плеча мастера на Вальтера смотрело широкое бритое лицо с холодными прищуренными глазами.
— Он ничего мне не давал.
— Знаем мы, как не давал, — сказал полицейский и открыл шкапчик с инструментами. На резцах под паклей он нашел рукопись Петера. — А это что?
— Это мое.
— Ну нет, — насмешливо ответил полицейский. — Сорвалось, сынок, мы тоже грамотные. Посмотрите-ка, — и он показал рукопись Матиссену. — «Молох», пьеса в пяти действиях Петера Кагельмана. — Все в порядке. — Они вернулись в будку.
И тут… Центральный мотор цеха внезапно выключили. В огромном зале наступила мертвая тишина. Это была опасная тишина, более грозная, чем самый оглушительный шум.
«Наконец-то! — подумал Вальтер. — Наконец! Наконец!» Токари бросили работу и стали тесниться у выхода. К ним присоединялось все больше рабочих. Раздались громкие возгласы:
— Пошли к будке!.. Довольно терпеть!..
Полицейские поспешно вышли из застекленной будки. Один из них, ухватившись за наручники, надетые на Петера, тянул его за собой, двое других, не отрывая глаз, смотрели на рабочих; руки их были засунуты в карманы. У наружных дверей Петер остановился и закричал своим сильным голосом:
— Товарищи, не поддавайтесь! Боритесь за мир! За мир!
Его пинками вытолкали во двор. Слышно было, как затрещал мотор автомобиля.
Мастер Матиссен стал у выхода, как бы прикрывая отступление полицейских; умоляющим жестом подняв руки, он взывал:
— Не горячитесь, одумайтесь! Будьте благоразумны! Ведь это только допрос… Только следствие!
Никто не ответил ему. Но и к станку никто не вернулся. Рабочие стояли кучками и совещались. Вальтер слышал, как токарь Шубарт сказал:
— Что мы можем сделать? Надо о наших семьях подумать, товарищи.
Строгальщик Хакбарт крикнул:
— Но с доносчиком нужно наконец расправиться!
Раздались возгласы:
— Этого мерзавца мы давно знаем!
— Проучить его! Хибнер тоже на его совести!
Между тем мастер Матиссен снова включил центральный мотор.
И как только загудели приводные ремни и заработали станки, все бросились на свои места, чтобы не допустить порчи инструментов и материала.
VI
А Петера увели… Вальтер не смел глаз поднять. Ему было стыдно, что он еще стоит у станка и обтачивает свои шпиндели. Было стыдно, что он не сумел получше спрятать рукопись Петера; что он упустил момент и не заявил громко и решительно о своей солидарности с Кагельманом.
Бейк, подручный, принес вентильные коробки. Складывая их возле станка, он говорил:
— Уже второй, значит… Славный паренек, он мне нравился, хотя, по-моему, у него не все дома.
Вальтер молчал.
— Ты ведь его товарищ, отчего бы тебе не подтвердить, что он немножко того… Да и все это скажут. И тогда по закону его должны освободить.
— Старый болтун! — крикнул Вальтер. — Убирайся прочь!
На следующий день, еще до начала работы, все рассыпались по цеху кучками, шушукаясь о чем-то. Вальтеру хотелось закричать от радости, когда до него дошла облетевшая весь цех новость. Токарь Август Холтай сегодня не явился на завод. «Неизвестные злоумышленники» поймали его поздно вечером у ворот его дома и так избили, что он слег в больницу.
Вальтер окидывал взглядом обширное помещение цеха. Сотни рабочих стояли у станков. Сотни! Многих он не знал даже по имени. Кто же из них эти «неизвестные злоумышленники»? Может быть, вон тот или этот. Хорошее дело вы сделали, товарищи!..
Ах, если бы рабочие всегда стояли друг за друга!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
I
После ареста доктора Эйперта вечерние занятия в кружке не проводились, но подпольная группа не распалась. Она по-прежнему посылала солдатам на фронт запрещенную социалистическую литературу. Период теоретических дискуссий, заявили члены группы, миновал; пришло время революционного действия.
В определенный день недели Вальтер вместе с другими молодыми товарищами отправлялся на
