class="p1">В принципе Ромодановский знал — эти мерзавцы действительно что-то готовят. Но ударить по ним на упреждение не мог. Да и будь на его месте царь — тоже не получилось бы.
Почему?
Так не секрет.
Какой бы абсолютной на словах не была власть правителя, на деле она всегда была достаточно сильно ограничена. Потому что проистекала из поддержки влиятельными персонами, которые, в свою очередь были сильны лояльными уже им людьми. Этакими кланами, связанными воедино общностью неких интересов. В первую очередь, конечно, финансовых. В XXI веке их стали более политкорректно называть властными группировками, ведь далеко не всегда даже родные братья находились в одном таком клане. Впрочем, сути это не меняло. И на практике в любом государстве всегда было несколько подобных кланов. Правитель же, будь то президент или царь, выражал своего рода консенсус их интересов. Выступая арбитром. Или, если говорить вульгарным языком — этаким смотрящим.
И если клан, к которому этот самый правитель относился, являлся доминирующим и самым сильным, то в стране все складывалось относительно спокойно. А вот если нет — начиналась беда, равно как и при острых внутренних конфликтах, ведущих к фактическому расколу клана — то есть, к ослаблению доминирующей группировки.
Именно такая ситуация и произошла в 1689 году, когда после смерти Федора Алексеевича формальная власть оказалась в руках Петра. Он представлял клан Нарышкиных. Достаточно слабый и не обладающий должным влиянием. В отличие от Милославских, которые все правление Алексея Михайловича и далее до падения Софьи укреплялись.
Наталья Кирилловна по этой причине и настояла на браке своего сына на дочери из рода Лопухиных. Рассчитывая на то, что сможет качественно усилить Нарышкиных, ведь у Лопухиных имелось немалое влияние среди стрельцов. Но что-то пошло не так. В первую очередь из-за поведения родственников Евдокии Федоровны, у которых случилось банальное головокружение от успехов. Их понесло. И вместо усиления Нарышкиных, они напротив стали их дискредитировать и ослаблять.
Вот и выходило, что царь к 1698 году относился к достаточно слабому клану. Которому оппонировали весьма сильные Милославские при выжидательной позиции остальных. Почему оппонировали? Так все просто.
Как там пелось в песни про мальчика Петю?
… стал Петя мошенник, мошенник и плут. Скопил целый фунт. Но в том-то и дело, что он не один. Кто больше всех деньги на свете любил? Он это забыл.
Или это песня не про мальчика Петю?
Не суть.
Самый крупный и влиятельный клан внезапно стал терять свои позиции. Ведь Нарышкины, пытаясь укрепиться, оттесняли их людей с ключевых должностей. Параллельно вербовали и перетягивали их дочерние кланы и отдельных личностей на свою сторону. И тем самым ослабляли влияние. Осторожно. Аккуратно. Да. Но денег от этого больше в клане Милославских не становилось. И положение их с каждым днем становилось все более шатким. Так что им требовалось предпринимать какие-то шаги, чтобы не утратить свое положение.
Если бы было все было наоборот — никто бы даже и не квакнул. В конце концов негласные правила взаимоотношений между кланами в целом не нарушились. Но наоборот не было…
Так или иначе Милославские хотели вернуть свое положение.
Для чего им требовалось отодвинуть Нарышкиных от власти. То есть, избавиться от Петра. Как минимум. И договориться в этом вопросе вряд ли бы получилось по целому комплексу причин. Начиная со старого-доброго бабла, которого, как известно, на всех никогда не хватит, и заканчивая противоречиями религиозного характера. Ведь отец царицы Марии Ильиничны Милославской относился к той группе бояр, которые поддерживали старообрядцев. Что в полной мере аукнулось во время стрелецкого бунта 1682 года, когда активисты от старообрядцев активно участвовали в его организации и продвижении. Да, там все сложилось неоднозначно, но именно этот клан был той силой, на которой старообрядцы опирались в надежде на реванш.
Клинч был комплексный.
Алексею чрезвычайно хотелось устроить этому клану что-то вроде ночи длинных ножей. Но он прекрасно понимал — это было бы концом. Потому как нарушало устоявшиеся негласные правила игры. И поступи он так, сам бы потом прожил очень недолго. Отравили бы, посчитав бешеной собакой.
В оригинальной истории после бунта 1698 года Петр не рискнул Милославских вырезать. Доказательств ведь, которые можно было бы предъявить, не имелось. Поэтому он и лютовал, срывая злость на исполнителях. Прекрасно понимая, что они по большому счету жертвы, которых просто использовали в темную.
Это не плохо.
Это не хорошо.
Это обычно.
Подобный расклад знал и Алексей, и тем более Ромодановский. Оттого и скрежетали зубками, но не спешили с поступками. Пытаясь добыть доказательства вины если не всего клана, то хотя бы отдельных его представителей. Милославские также прекрасно понимали расклады и вели свою партию осторожно.
Танго на тонком льду продолжалось.
И чем дальше, тем больше царевич понимал — он стал тем фактором, который вынудит Милославских действовать более решительно. Его проказы с успешным поиском воров Алексеем их очевидно пугали. И прозрачно намекали на то, что их в недалеком будущем вообще под лавку загонят.
Посему царевич решил подстраховаться и в один прекрасный день вывел на приватный и достаточно откровенный разговор Патрика Гордона…
— Ты ведь понимаешь, что вся эта история со стрельцами добром не кончится?
— Понимаю.
— И как ты поступишь?
— Я буду верен присяге.
— У нас сейчас кого не спроси — все ей останутся верны. На словах. — горько усмехнулся Алексей.
— Какой смысл мне тебе лгать? Я стар. Я столько лет внес службу беспорочно, чтобы перед смертью замараться изменой?
— Извини. Сам понимаешь — ситуация острая.
— Острая. Потому и не серчаю.
— Отец мой повелел распространить на все московские полки новые экзерциции с байонетами французскими, названными мною штыками. Отчего же только Бутырский полк упражняется?
— Потому что ситуация острая.
— Не понимаю.
— В Преображенском, Семеновском и Лефортовом полках особая благодать. Полковники нарочито солдат не гоняют, давая им роздых и возможность приработком положение свое укрепить. Чтобы поднять их верность. Оттого приказ государя и выполняют спустя рукава. Хотя и не пренебрегают им. Отобрали охочих и свели их в учебные роты, дабы потом тех применить для обучения всего полка. Вот те и занимаются. А остальные — нет.
— Ясно…
— Не веришь?
— Мыслю — на что-то такое и рассчитывают Милославские. Не так ли? Неужели начали прикармливать солдат?
— Слава Богу до этого пока не дошло. Но офицеров — да, прикармливают. Оттого те и не рвутся выполнять приказ отца твоего. Заодно набивая себе доброе отношение солдат. Дескать, заботятся о них и лишний раз не тревожат.
— А ты отчего так не делаешь?
