восемь из них его осудили.
Десятилетие спустя Бергваля полностью оправдали. К тому времени он осознал, что никого не убивал, а в детстве не был жертвой насилия. Воспоминания оказались не воспоминаниями, а внушенными фантазиями, появившимися у него под влиянием тяжелых психотропных препаратов и запутанных объяснений от третьего лица, в которых неуверенность последовательно интерпретировалась как «сопротивление».
Несмотря на книги, несмотря на работу аналитиков и государственной комиссии, ученые, вероятно, еще вернутся к случаю Квика, чтобы понять силу и динамику объяснений от третьего лица. Поразительнее всего, что нездоровые истории Бергваля не подтверждались ни свидетелями, ни уликами. А полиция, надо признать, поработала на совесть. Так, во время расследования убийства девочки, которое якобы произошло в норвежском Эрьескугене, Бергваля несколько раз «вывозили на природу», причем норвежская полиция объявила Эрьескуген закрытой зоной и запретила полеты над ним. Предполагалось, что Бергваль припомнит, как он расчленял труп девочки на берегу илистого озера, как потом разделся, заплыл поглубже и утопил части тела так, чтобы они опустились на дно. Его рассказ послужил причиной самого масштабного осмотра места преступления, какой Норвегия видела со времен Второй мировой войны. Озеро осушили. Всего норвежцы выкачали из него 35 000 тонн воды. Вычерпали донные отложения вплоть до слоев возрастом 10 000 лет. Воду отфильтровали в два этапа, но не нашли ни малейших следов жертвы. И все же в 1998 году Бергваль был осужден за убийство[329].
Учитывая, как часто Бергваль менял показания, как колебался, ошибался и сомневался, решение суда остается загадкой. Логично было бы объяснить тем, что команда судей, психотерапевтов, следователей, прокуроров, адвокатов и специалистов по изучению памяти охотилась за статусом; все они с удовольствием вошли бы в историю как люди, изловившие первого в шведской истории серийного убийцу. В их «групповом мышлении» не было места критическим вопросам[330].
Но все-таки интересно, как судебная система и широкая общественность смогли принять идею о том, что Бергваль вспомнил убийства, о которых раньше не подозревал[331].
Пока дебаты о деле Квика вращались в основном вокруг вытесненных воспоминаний, в него мало-помалу просачивалась теория о «сопротивлении». Специалистом по изучению памяти, который придал воспоминаниям Бергваля научную легитимность, был профессор психологии Свен Оке Кристиансон. Не будучи психоаналитиком, Кристиансон заимствовал идеи нескольких школ. В своей книге о серийных убийцах Кристиансон, среди прочего, пишет о возможных «повреждениях мозга» у «некоторых серийных убийц», однако в подробности не вдается. Но долгие «прогулки» и допросы Бергваля сделала возможными именно теория «психологического сопротивления», которую лелеял Кристиансон.
Поскольку страшные воспоминания об убийстве могут быть «отделены от других воспоминаний», они просто не пробиваются на уровень сознательного. Поэтому Кристиансон ратовал за то, чтобы подозреваемых в убийстве допрашивали подолгу и не один раз. Кристиансон выступал в качестве эксперта и в «деле Кевина», когда двое детей якобы признались в убийстве другого ребенка (всего был проведен 31 допрос), и в расследовании «убийства ножницами» в Ховшё, когда двенадцатилетнего мальчика признали виновным в убийстве одиннадцатилетнего (18 допросов). Даже в этих случаях обвиняемые дети были позже оправданы по всем пунктам обвинения[332].
В своей автобиографии Бергваль предлагает еще одно объяснение того, почему он признался в таком количестве убийств, – объяснение, на которое большинство людей не обратило внимания.
Возможно, Бергваль вел себя как «мифоман», но не менее важно то, что он сомневался в своем собственном опыте. Мысль об убийстве впервые приходит ему в голову, когда он, попав в психиатрическую больницу, разговаривает с другим пациентом о больничных сеансах психотерапии. Оказывается, во время этих сеансов можно узнать ужасные вещи:
«А вдруг я кого-то убил? – говорит Бергваль, а дальше размышляет: – Сначала я удивился собственному вопросу, а потом испугался. Потому что Ларс-Инге ответил: „Раз ты спрашиваешь, можно предположить, что ты и правда кого-нибудь убил“»[333].
Еще до терапии Бергваль привык отслеживать свои мысли. В интервью он рассказывает, что «стал маньяком психоанализа» и вскоре после того, как его отправили в клинику, начал читать швейцарского психоаналитика Алис Миллер. С первого дня Бергваль и его терапевты следовали шаблону с заданными нарративами и объяснительными моделями. Чудовищные подробности подтвердили правдивость признаний: «Нормальный человек такие ужасы даже вообразить не сможет».
Но фантазии не возникают на пустом месте. Бергваля явно вдохновили на впечатляющее богатство подробностей два произведения: «Американский психопат» Брета Истона Эллиса и фильм Джонатана Демми «Молчание ягнят». Бергваль посмотрел фильм, потому что его порекомендовал Кристиансон[334].
«Я перестал понимать, где правда, а где ложь», – снова и снова замечает в автобиографии Бергваль. Сомнение, тревога, да и все негативные эмоциональные реакции были частью сопротивления, а следовательно, подтверждали самые ужасные предположения[335].
«Я вытер слезы и подумал: наверное, я рассказал правду. Слезы и тревога – доказательство того, что вытесненные воспоминания вышли на поверхность», – так Бергваль вспоминает, как его возили на предполагаемое место преступления[336].
Бергваль сам был поражен жуткими подробностями своих признаний. Тезис о том, что мысли и фантазии указывают на скрытые в человеческой душе ужасы, опроверг его внутренние возражения.
«Слово за словом я пересказывал историю, слово за словом набрасывал образы, мне казалось, что они должны были быть именно такими, мне казалось, что все это правда, только я не могу ее вспомнить, потому что образы оказались вытеснены»[337].
Бергваль был продуктом анализа и экспертизы, человеком, в чей опыт вторглись объяснения от третьего лица. Работавшие с ним эксперты каким-то образом упустили тот факт, что человек, страдает он душевным расстройством или нет, всегда сам имеет прямой доступ к своему сознанию. Название автобиографии Бергваля звучит как краткое изложение дорого давшегося ему урока: «Кто я – знаю только я».
Как уничтожить опыт
Ложные признания сегодня превратились в отдельную область судебной психологии. Так называемые Линдберг-признания встречаются гораздо чаще, чем можно подумать; нередко они усложняют работу полиции. Выражение «Линдберг-признание» обязано своим существованием похищению сына знаменитого пилота Чарльза Линдберга: более 200 не имевших отношения к этому преступлению людей заявили, что похищение являлось делом их рук. Точно такая же ситуация затрудняла расследование убийства Улофа Пальме: на сегодняшний день в убийстве шведского премьер-министра сознались более 130 человек[338].
Те, кто подозревает себя, склонны думать, что совершили преступление в бессознательном состоянии, а их сознательное «я» мешает им его вспомнить. Когда сестру четырнадцатилетнего Майкла Кроу обнаружили мертвой и полиция начала допрашивать Кроу, тот решил, что страдает раздвоением личности. «Злой Майкл» в приступе ревности убил сестру, а «хороший Майкл» заблокировал это событие, не давая осознавать его.
«Я
