бил со спины, — выговорившись, теперь успокоился и я. — Так чего ты хотел? Только извиниться?
— Нет, — ответил он, на этот раз робко, и как будто стесняясь. — Мы же все газету читали. Что вы и Анна Алексеевна... как бы это сказать...
— Вместе, — закончил я за него, тоже не слишком уверенно.
Но не потому, что не был уверен сам. Я не понимал парня. С чего такое любопытство? Интереса к императорской семье в том виде, в котором мне его преподносили, я тоже не понимал.
Да, мог быть повышенный интерес, потому что это — семья особая. Выражаясь привычным мне языком — премиальный инфопродукт, по своей сути. Кому есть дело скандала семьи в соседнем подъезде? Если это дворянин, то дело охватывает некий круг любопытных, а вот правящая семья охватывает круг куда больший.
Но даже с учетом этого я считал, что народ в своей массе делится по интересам. Девушки следят за балами и женскими нарядами, сохнут по братьям и племянникам императора, а если двоюродные-троюродные, так прикидывают шансы выгодной партии.
Мужская часть населения на мой взгляд, должна была интересоваться делами более серьезными. И женской половиной семьи Романовых. Собственно, тут моя логическая цепочка оборвалась и все стало понятно. Их интересует сама Анна.
У стола собрались все, но стояли на удивление организованно и вопросы задавали в строгой очереди, которую обозначил Илья. Причем вопросы были предельно тактичные, и иногда даже исправлялись в процессе, так что никто, кроме задающего этот вопрос, не краснел.
— И долго мне ждать прикажете? — вдруг загремел голос Анатолия Ефимыча где-то в районе двери. — Что тут у вас творится?!
Он громко затопал к нам и онемело уставился на происходящее, ожидая увидеть, вероятно, совсем другую картину:
— Беседуем, — объяснился я, а потом сообщил курсантам: — в другой раз договорим. Вечером, сегодня.
— Сегодня вечером, — Илья кивнул, ответив мне, как эхо. — Стройсь! — гаркнул он на остальных и тут же дернул рукой, чтобы схватиться за голову, но удержался и лишь поморщился.
Мы с Анатолием направились к тренировочному залу. Я уже привык к простой одежде, в которой ходили все остальные — просторная светлая рубаха и брюки пошире. Не место здесь было на других смотреть и красоваться перед кем-то. Самое главное правило — правило разделения по половому признаку здесь соблюдалось очень строго и ни одной девушки в этой половине лагеря я так и не увидел.
— Я уже подумал, что ты их опять колотишь, — сообщил мне вояка, когда мы вошли в теплое помещение. — А ты с ними общий язык нашел.
— Скорее они со мной нашли. Все проще оказалось, а то начали так витиевато изъясняться, что чуть с обедом не расстался. Не бил, признаюсь, даже желания не было, — положа руку на сердце, ответил я. — Все о принцессе расспрашивали.
— Так у нас их все любят. Брат императора — отличный вояка, похож на одного прадеда, а хочет быть похожим на другого, занимается полками, учит, сам учится. Толковый, пользу принесет, — Анатолий взял в руки увесистый деревянный макет сабли — наподобие той, что Павел Трубецкой вручил мне в первый раз. — Да и Анна Алексеевна хороша. Не только внешне, но и усилий в учебу вкладывала предостаточно. Пример другим, а это очень важно для них.
— Верите, что им что-то грозит? — спросил я и вояка вздрогнул:
— Сплюнь! — воскликнул он. — А если ты что-то знаешь, то лучше сказать это, кому следует.
— Мне кажется, я уже сказал лишнего, — пробормотал я. — Не хотел волновать. Не думал, что так ревниво к Романовым все относятся, с любовью.
— Ох, странный же ты парень, Максим Абрамов. Как не из этого мира.
И как же он был прав в тот момент, аж мурашки по спине побежали. Я прикрыл глаза и выдохнул:
— Давайте уже тренироваться, — предложил я.
— Нет уж, постой. За душу взял, теперь объясняйся. Знаешь чего или попусту болтаешь? — строго спросил Анатолий Ефимыч.
— Зря я вообще эту тему начал, — сказал я, надеясь, что вояка отступится. Но он оказался не из тех, кто привык сдавать назад:
— Точно знаешь. Говори!
Я осмотрел тренировочный зал, чтобы убедиться, что рядом никого нет и нас никто не подслушивает. Потом попросил:
— Я скажу. Но ни слова Павлу, и, разумеется, даже видом не показывайте никому здесь, что вы чего-то знаете.
— Не каждый так старика обидеть может, — нахмурился Анатолий Ефимыч. — Я же не болтун какой.
— А из меня болтуна делаете, — в сердцах воскликнул я. — Вот не положено говорить о таком. Слишком сложная ситуация. В общих чертах скажу. Кто-то стремится подорвать доверие к правящей семье. А мы хотим этого «кого-то» найти. Желательно до того, как он попытается навредить снова.
Анатолий поднял ладонь, знаком останавливая меня. Он оперся на деревянную саблю и задумался.
— Не ожидал я, что до таких дней доживу, — наконец произнес он. — Чтобы кто-то решил покуситься на императорскую семью.
Я ждал, что он продолжит говорить и сообщит мне пару банальных фраз, что-нибудь вроде «наступивших темных дней», но вместо он закинул деревяшку себе на плечо и кивнул:
— Так приступим, будущий защитник?
— Не такой уж и будущий, а очень даже настоящий, — я помахал перед собой макетом сабли.
Внушительно и натурально — древесина была чем-то пропитана, вероятно, для большей прочности, потому что после того, как мы для проверки обменялись парой ударов, на макете не осталось даже вмятин.
— Начало лучше, чем в стрельбе, — порадовался Анатолий Ефимыч. — Пора тебе пару синяков наставить.
Как он успел взмахнуть саблей, я понял только потом. Сперва я отвлекся на его перемещение — прямой шаг вбок сменился разворотом, а пока он двигался, сабля описала широкую дугу и врезалась в мое плечо до того, как я успел блокировать удар.
— Но, когда противников много — так никогда не делай. Видишь, ты не можешь до меня дотянуться, — продолжил объяснять он, стоя не в самой удобной для этого позе — на одной ноге, чуть наклонившийся вперед и с вытянутой рукой, — потому что у тебя остается незащищенной спина и левый бок. Потратишь кучу времени, чтобы вернуться в прежнее положение.
— Так и от этого удара защититься