считались пропавшими со времён войны, а тут я встречаю их валящимися на полу. Просто кошмар!
- Тогда я их не буду продавать, повешу у себя, - я пожал плечами, - но всё остальное вы можете оценить?
- Мне нужны будут помощники, - он внимательно посмотрел на своего друга.
- Йося, Иван оплатит всю работу, а если поможешь продать, то и процент, - успокоил он его.
Второй еврей тут же обрадовался и сказал, что на всё потребуется неделя, после чего он составит список и суммы.
Когда после означенного срока мы встроились с ним снова, и я взялся за протянутый листок, отпечатанный на машинке, то хвататься за сердце пришлось уже мне – общая стоимость вещей тянула на полмиллиона рублей. Без двух самых ценных картин и трёх драгоценных диадем, ещё до революционной работы, стоимость остального снижалась до ста тысяч, но всё равно это было очень много. Самое ценное я себе оставил, решив, что за суету вполне заслужил награду, ведь тем двум вообще ничего не было нужно, поэтому остальное попросил продать со скидкой в двадцать процентов, чтобы дорогие вещи не лежали в продаже годами.
Уже через пару дней мне позвонил оценщик и сказал, что один покупатель выкупил всю коллекцию. Поскольку я запретил говорить им о том, что у меня осталось ещё, то сделка должна была состояться на квартире у Давида Марковича, который выступал гарантом честности продавца и покупателя, но в свою очередь, покупатель попросил об обязательной встрече со мной. Подумав, я согласился. В указанный день, я прибыл к еврею на квартиру, где в отдельной комнате на специальных стендах было расставлено всё продающееся, на столе стояла лёгкая закуска и пятизвёздочный коньяк, а нервничающий еврей, постоянно снимал очки и протирал небольшой фетровой тряпочкой стёкла.
С десятиминутным опозданием прибыл покупатель с азиатским лицом, полным презрения ко всему миру и три его сопровождающих с двумя кожаными портфелями. Поздоровавшись, мы сели за стол. Покупатель долго изучал моё лицо, и первый начал разговор.
- Я знаю кому принадлежит эта коллекция, видел её неоднократно.
Он сделал паузу, но я никак не стал это комментировать.
- В ней были ещё две картины, - с нажимом сказал он, - которые меня тоже интересуют.
- Они не продаются.
- Я готов заплатить за них вдвое больше! – продолжал настаивать он, а в голосе прорезался сильный акцент.
- Уважаемый, вы слышали? Продаётся только эта часть, если вас это не устраивает, никто не заставляет вас покупать.
Он откинулся на стуле и желчно улыбнулся.
- Вы ведь понимаете, что я не уйду отсюда без них?
Я перевёл взгляд на еврея.
- Мы так не договаривались.
- Ильхом Шарафович, - Давид Маркович осторожно подбирал слова, - это Москва, не Ташкент. Ваш отец здесь вас не прикроет.
- Это ты так думаешь! – рассмеялся нагло он, - у нас много друзей на разных уровнях.
Он посмотрел на меня.
- Поэтому я предлагаю новую сделку, двести тысяч за всё и плюс две картины.
Его телохранители подошли ближе к нам от двери.
- Хорошо, хорошо, - я стал специально заикаться, будто испугался, - дайте я позвоню, чтобы их привезли.
Он нагло улыбнулся, барски махнув мне рукой, позволяя пойти к телефону.
Вставая из-за стола, я одновременно с этим, вытащил пистолет с глушителем, который позаимствовал на время у Данила из его неучтёнки, и произвёл ровно три выстрела, прозвучавшие сухими щелчками в закрытом помещении. Телохранители с пулями в головах повалились на пол, а я подскочил к открывшему рот от ужаса азиату, и ударами рукояти повалил его на пол. Он было заверещал от ужаса, но приставленный глушитель ко рту, быстро заставил его заткнуться.
- Кто его отец Давид Маркович? – спокойно обратился я к трясущемуся от страху еврею.
- Шараф Рашидов, Первый секретарь ЦК Коммунистической партии Узбекской ССР, - видя, что вокруг нас троих только трупы, он стал успокаиваться.
- Хорошо, убивать тогда эту мразь я значит не буду, - ударил я с ноги по печени лежащего на полу, он застонав, скрючился от боли.
- Я был бы вам за это весьма благодарен, - он показал мне свои трясущиеся руки, - никогда не любил вести дела с заезжими гостями, но мне настойчиво советовали друзья и я пошёл против своих правил. Поделом мне за это.
- Вы уберётесь здесь? – я показал пистолетом на трупы.
- Да не волнуйтесь у меня есть нужны знакомства, и ваш товар тоже сейчас увезут в надёжное место, - сказал он, - позволите мне позвонить?
Я кивнул.
Он отправился в другую комнату и уже через двадцать минут появились люди еврейской внешности в белых халатах, которые на носилках вынесли в стоящую во дворе скорую с мигалками трупы, а затем быстро уехали, как объяснил Давид Маркович, это были не настоящие медбратья и увезут они эти трупы в один небольшой частный крематорий в Подмосковье, который негласно оказывает услуги надёжным людям, по сжиганию трупов за умеренные деньги. Ещё через пять появились одетые в форму Горгаза люди, которые приехали с чехлами разных размеров под товар и забрали все мои ценности. Открыв один из портфелей, принесённых гостями, еврей с презрением посмотрел на лежащего и показал мне на пачки лежащих там газет.
- Спасибо Иван, за помощь, - обратился он ко мне, - я обязательно сделаю выводы из произошедшего и сменю круг своих друзей, посоветовавших мне эту сделку.
- Тогда до встречи Давид Маркович, мне всё ещё нужны деньги.
- Не переживайте Иван, - спокойно заверил меня он, - для него это не пройдёт бесследно, кто бы ни был его отец, больше они в Москве ничего дороже перстня из ЦУМа не купят, за это я вам ручаюсь. Такие истории в наших кругах очень не любят, большие деньги ценят тишину.
- Тогда до встречи, - кивнул я головой и пошёл на улицу.
Осторожно выглянув из подъезда, я увидел только пустую бежевую «Волгу», в которой видимо и приехали узбеки, и натянув привычную зимнюю шапку ушанку, ретировался с места побоища.
Последствия у этой истории были весьма странные. Уже через неделю маклер пригласил меня к себе домой, где пожилой узбек с извинениями передал мне спортивную сумку, полную наличности и добавил ещё по десять тысяч мне и Давиду Марковичу за доставленные неудобства. Я попросил пересчитать и вышедший помощник из комнаты, весьма быстро и
