– Если здесь и есть вольфрам, – неуверенно, но с надеждой в голосе начал старик, уставившись вниз в черную пустоту, – то Хервей доложил бы об этом, да и Каспари такую находку не пропустил бы. Но там нет никакой атмосферы, все, что есть на поверхности, скорее всего, жидкий или твердый гелий. Сам же Плутон в диаметре около десяти тысяч миль. Гравитация на поверхности 1,2 земной, а альбедо…
– Мне это не интересно, – проворчал Кин, а потом более мягко добавил. – Послушайте, Соломон, мне в самом деле искренне жаль. Я обрушился на вас, потому что эта неисправность меня достала. И я надеюсь, что, когда мы вернемся, кто-то за все это ответит. За те деньги, что заплатил институт, они должны были поставить нам рабочее оборудование, – он посмотрел вниз через иллюминатор по левому борту. – Планета приближается.
Встряхнуло, а потом вой реактивного двигателя стих. «Лимбо» замер. Снаружи столб пыли заволок все иллюминаторы, а потом быстро рассеялся – взлетевший к небу песок моментально осел в вакууме, окружающем судно.
Кин вскочил на ноги.
– Пойдемте, – объявил он, повернувшись к скафандру, висевшему на крюке. – Не стоит напрасно тратить время. Нам надо оглядеться, – он залез в скафандр, отметив, что на этой черной планете тот стал много тяжелее. Тяготение Плутона добавило лишних тридцать шесть футов к его ста восьмидесяти земным.
– Мы не возьмем никакого оружия? – удивился Нестор.
– Оружие? Зачем? Это планета пуста точно так же, как мозг того урода, который проверял наши двигатели. Как может существовать органическая жизнь в вакууме при температуре всего в десять градусов выше абсолютного нуля? – он потянул внутреннюю дверь воздушного шлюза. – Отлично, – продолжал он, и голос его гулко прозвучал из-под шлема. – Будем считать, что здесь тоже побывала смитсоновская экспедиция для определения интенсивности космического излучения в межпланетном пространстве. Мы еще снимем все данные, только сначала нужно определить, каким способом мы доставим эти данные домой, – рывком он распахнул внешнюю дверь и шагнул на черную поверхность Плутона.
Насколько Кин знал, он стал четвертым человеком, а Нестор, соответственно, пятым, кто ступил на поверхность черной планеты. Первым, конечно, был Аткинс, если верить его рассказам и фотографиям. Вторым – бесстрашный Хервей, а третьим – Каспари. На этой далекой пограничной планете Солнечной системы полдень был едва ли более ярким, чем полнолуние на Земле, а из-за странной черной поверхности Плутона и его низкого альбедо мир вокруг казался еще темнее.
Но Кин хорошо видел конуры фантастических гор, возвышавшихся за равниной, на которой опустился «Лимбо». Бессчетные невысокие утесы и расселины, не знакомые ни с порывами ветра, ни с потоками воды, поднимались много ближе. А прямо перед ним сверкало нечто белое, сильно напоминающее снег. Только вот Кин отлично знал, что никакой это не снег, а замороженная атмосфера. На такой белый участок Кин не рискнул бы ступить, потому что там он мог получить обморожение несмотря на скафандр – замороженный воздух впитывал тепло много лучше, чем скалистая почва.
Над головой Кина сверкали звезды галактик, точно так же, как сверкали бы они, находись он на благоприятной для жизни зеленой планете на два миллиарда миль ближе к Солнцу. Что такое два миллиарда миль по сравнению с расстоянием до звезд? Пейзаж вокруг выглядел пустынным, черным и суровым. Это был Плутон – планета на самом краю солнечной системы.
Оба астронавта печально уставились на далекий хребет, у подножия которого что-то слабо поблескивало. Это мог быть природный выход жилы металла. Странно, но они слышали собственные шаги – их скафандры отлично проводили звуки. Но если не считать этих звуков, в мире стояла зловещая тишина. Астронавты не разговаривали, так как их скафандры, предназначенные лишь для ремонта корабля в чрезвычайных ситуациях, не были снабжены радио, и для того чтобы что-то сказать так, чтобы тебя услышали, нужно было как минимум коснуться рукой костюма своего спутника – по такому материальному мосту звук распространялся достаточно легко.
Оказавшись неподалеку от хребта, Кин остановился, рассматривая сверкающие в звездном свете жилы. Потом он положил руку на плечо Нестора:
– Пирит[11], – проворчал он. – Придется идти дальше.
Он повернул направо, тяжело шагая, так как весил почти на шестьдесят футов больше, чем на Земле. «Конечно, старый Соломон долго не выдержит», – размышлял Кин. И эта мысль заставила его еще больше нахмуриться. Каспари сообщил, что на планете полным-полно тяжелых металлов, так что им не нужно будет долго искать.
Неожиданно Кин остановился. Камень скользнул прочь от него по скалистой поверхности. Сигнал?
Кин повернулся и увидел, что Нестор отчаянно жестикулирует. Повернувшись, Кин поспешил к нему, карабкаясь через скалы с такой поспешностью, что вскоре начал задыхаться. Визор его запотел. Наконец он коснулся руки старика.
– Что такое? – спросил он. – Вы нашли металл?
– Металл? Нет, конечно, – однако в голосе Нестора слышались торжествующие нотки. – Но ведь ты говорил, что на Плутоне нет никакой органической жизни? А что относительно неорганической? Посмотри-ка туда!
Кин посмотрел. В узкой то ли пропасти, то ли расселине горного хребта что-то перемещалось. На мгновение Кину показалось, что это ручей. Но на Плутоне не могло существовать жидкой воды! Он присмотрелся повнимательнее. Кристаллы! Море кристаллов, которые в сумеречном освещении казались серо-белыми. Они ползли, словно участвовали в медленном параде.
– Будь я проклят! – пробормотал он. – У Каспари нет об этом ни слова.
– И помни, поверхность Плутона на тридцать шесть процентов больше, чем поверхность Земли. Исследовалась же, дай бог, десятитысячная часть этого пространства, а то и меньше. Но наша задача не заниматься исследованиями, а починить ракету. И если Аткинс…
– Понял я, понял, – нетерпеливо перебил его Кин. – Однако эти твари не из вольфрама и не из платины. Давайте-ка поторопимся, – но вместо того чтобы отправиться дальше, он стоял и смотрел на слабо мерцающую ползущую массу. В тишине он слышал очень тихий шорох, треск и шепот, который передавался ему через скалу, на которой он стоял. – Интересно, что заставляет их двигаться? – поинтересовался он. – Они ведь и в самом деле живые?
– Живые? Не знаю. Эти штуки просто похожи на кристаллы, а кристаллы ближе всего к тому, что мы понимаем под неорганической жизнью. Они ведь питаются, растут…
– Но они не живые!
Однако старый Соломон Нестор, похоже, оседлал своего любимого конька:
– Хорошо, – в его голосе зазвучали профессорские нотки. – Тогда сначала определим, что такое критерий жизни? Это движение? Нет. Иначе разумными нужно было бы считать ветер, воду, огонь. Способность расти? Нет. Поскольку огонь растет точно так же, как кристаллы. Воспроизводство? Снова нет. И огонь, и кристаллы воспроизводят себя, если под рукой существуют питательные материалы. Тогда что делает мертвую материю живой?
