Вышел из машины, вглядываясь в окна. Никогда не думал, что буду так радоваться свету в окне. В принципе разницы нет, будь там хоть кромешная темень, все равно поднимусь.
Поднялся, позвонил и стал ждать. Как-то не так в моей башке выглядел этот момент. Не сразу, но ведь должна открыть! Нет, не на того напала, третий раз нажимаю на звонок и держу, не отрывая пальца. Нравится, не нравится, но все равно откроешь! Наконец на мое действие я получил характерный щелчок замка и как следствие распахнутую дверь. Ну и удивленную Лену, снимающую наушники, а затем и огромные перчатки желтого цвета.
— Вадим, ты камикадзе? — чуть улыбаясь произносит она, убирая выпавшую прядь волос за ухо.
— Да, я смертник, который должен погибнуть исключительно от твоих рук, ну а точнее ног. Для симметрии в следующий раз ударь в другую сторону.
— Следующий раз?
— Так точно, — прохожу внутрь квартиры, не интересуясь Лениным мнением на этот счет, и принимаюсь снимать с себя верхнюю одежду. — Раздумывала открыть или нет?
— Нет. Я не слышала, в наушниках была, унитаз мыла.
— Унитаз? В двенадцать ночи?
— Ага. Я люблю убирать, особенно мыть унитаз, чтобы он блестел. И ванну люблю мыть. В общем, люблю все драить. Вадим, — уже серьезным голосом начинает она. — Это все…
— Тихо, Лена. Ты интересный собеседник, но сейчас ты ляпнешь какую-нибудь херню. Не надо. Я видел камеры, как и то, что у тебя не просто стянули сумочку. Я был у твоей подружки и в общих чертах знаю, что произошло шесть-семь лет назад, точнее догадываюсь. Но своей глухой обороной ты не поможешь ни мне, ни себе. Не проще ли сесть и рассказать все как есть? Зачем вообще было скрывать то, что случилось в подъезде? Проще сбегать, накручивать себя и надраивать унитазы? — судя по Лениному лицу, кажется, я переборщил.
— Я тебя просила ничего не рыть на меня! Мало того, ты еще и у Стеши был! Ты…
— Да я вообще отвратительнейший гад, интересующийся жизнью будущей жены. Гореть мне в аду за это!
— Уходи, — бросает Лена и, скрестив руки на груди, идет в гостиную.
— Разбежался, — иду за ней и останавливаюсь уже напротив сидящей на диване Лены. В голове куча чертовых мыслей, а что сказать, чтобы в очередной раз не вызвать агрессию и негатив? Где, блин, этому учат?
Наклоняюсь на корточки, кладу руки на Ленины колени, та не херачит рукой в ответ и на том спасибо.
— Я понимаю, что тебе неприятно говорить о случившемся, но по-другому никак, понимаешь? Я не умею читать мысли. Лен?
— Что?
— Что тебе сказал сегодняшний визитер в подъезде? Ты его знаешь?
— Не знаю. Передал привет из прошлого и сказал, что все повторится, — небрежно бросает она.
— Что все? Тебя когда-то держали взаперти конкуренты твоего отца. И что тебе сделали? — чувствую себя дебилом, потому что осознаю, как убого слышатся мои слова.
— Ничего.
— Лен… я понимаю, что женщинам неприятно говорить о насилии, но это уже случилось. А мне нужно знать…да хотя бы как вести себя с тобой. Я же ничего не знаю и в голову тебе залезть не могу.
— Меня никто не насиловал, — резко произносит она, тяжело дыша.
— Лен… это никак не изменит моего отношения к тебе. Мне просто надо знать.
— Я сказала, меня никто не насиловал!
— Хорошо. Никто, так никто, — даже я осознаю, как фальшиво звучат мои слова. И ведь самое удивительное то, с какой уверенностью говорит сама Лена. Даже я, черт возьми, на секунды поверил в ее «установленную правду».
— Не вижу ничего хорошего, — все так же резко и грубо бросает она.
— В каком смысле? — поднимаю взгляд на ее лицо.
— В прямом. Лучше бы меня изнасиловали. Так было бы значительно проще, — вот теперь мой мозг сломался окончательно.
— Лучше? Ты что вообще такое говоришь?
— Да, Вадим! Лучше быть единожды изнасилованной, кем угодно и переживать о случившемся не один год, чем лежать голой и прикованной к кровати с кляпом во рту не пойми сколько дней и ждать! Ждать! Ждать, пока кто-то об тебя потрется, схватит за шею, придушит и будет говорить, говорить и снова говорить такое, от чего обмочится даже самый крутой на свете мужик. А потом играть ножиком, делая надрезы по самым чувствительным местам. Так что да, лучше бы меня просто изнасиловал какой-нибудь урод, чем ждать и надеяться поскорее сдохнуть.
— Лен…
— Вадим, у меня действительно проблемы с головой. До сегодняшнего инцидента в подъезде все было сносно, но как видишь, память нехорошая штука. Какая-то минута и мозг сработал…да, вот так он и сработал, — разводит руками, закусывая губу. — Еще час назад мне казалось, что я себе все придумала, что меня никто не зажимал в подъезде и просто украли сумочку. Я думала, что я действительно сошла с ума. Спасибо, что это не так. Но это не отменяет того факта, что я… не очень нормальная, Вадим. Я терпеть не могу мужчин, меня от них тошнит во всех смыслах этого слова. За день до знакомства с тобой я извергла на мужчину, с которым у меня было свидание, содержимое своего желудка. И это не шутка.
— Ты знаешь, я тоже не люблю мужиков, у нас с тобой еще одна общая черта.
— Не смешно, Вадим.
— А я и не смеюсь, — приподнимаюсь с колен и сажусь около Лены, сжав ее ладонь. — Посмотри на меня.
— Что? — нехотя поворачивает в мою сторону голову.
— Завтра я узнаю кто это был. Точнее, кто нанял этого парня. Мы во всем разберемся. Все, что случилось сегодня и раньше, никак не поменяет моих планов. У нас все будет так, как я говорил ранее. Все наладится, Лен. Я тебя мигом приведу в чувства. Завтра, пока я буду во всем разбираться, я оставлю тебя со своей матерью. Поиспражняешься с ней в словесном поносе. Вот тебе крест даю, что ты забудешь о сегодняшнем случае.
— Поиспражняюсь с твоей матерью?
— Ну поупражняешься. Не лебези перед ней, что хочешь, то и ляпай. Расслабься, никто тебя больше не тронет. Я тебе обещаю.
— Кайф, Вадим, — впервые за сегодняшний вечер Лена начинает откровенно смеяться. — У меня нет слов.
— Ну и правильно, прибереги их для моей матушки. И чтобы окончательно закрыть вопрос с твоим прошлым…
