— Как ты? — в дверном проёме стоял Илья, смотрел на меня с сожалением.
После случившегося на дороге напряжённость между нами сошла на нет. Либо Илья её умело маскировал.
— Паршиво, — чувствовала себя бочонком, переполненным водой. К родам начнёт переливаться через края.
— Слушай, — он оглядывается по сторонам, проверяя, нет ли рядом уха, готового припасть к стене, после чего заходит в комнату и закрывает за собой дверь, — хочешь помогу тебе сбежать от бати?
Приподнялась на постели, смотря на него с недоверием. Что этот-то задумал?
Время летело быстро. Почти седьмой месяц беременности, а я уже совершенно не мобильна.
— И куда мне бежать с таким животом? — устало интересуюсь, выразительно опуская взгляд вниз. Скоро пальцев ног не видно будет.
Парень садится на постель напротив меня.
— Деньги способны решить любую проблему, — заявляет с серьёзным видом. А мне эта фраза уже оскомину набила.
— И откуда же ты их возьмёшь? — Ветер пригнал в комнату запах дождя, а вместе с ним на меня накатила какая-то тёмная, беспросветная тоска. — Ты здесь такой же пленник, как и я.
— Не думай об этом, это моя проблема, — отмахивается.
— Сложно не думать, когда ты просишь вверить тебе мою жизнь и жизнь моего ребёнка.
Он поджимает губы, раздумывая. Молчит минуту. Выглядит напряжённым и даже встревоженным.
С чем же связано это желание помочь мне? Догадываюсь, что он подозревает, что я ношу вовсе не ребенка его отца. Я не соперница ему в погоне за папочкиными деньгами, так что ему даст моё отсутствие?
— Я вовсе не такой бестолковый, как считает отец. У меня есть возможности. Просто поверь. Не стоит тебе оставаться в этом доме.
Хмурюсь.
— О чём ты?
Отводит взгляд. Но я успеваю заметить в нём странную эмоцию. Словно его совесть мучает.
— Говорю же, помочь хочу. Вижу, что терпеть не можешь моего старика, а он тебя тут пленницей держит, — уклончиво отвечает.
Обещала подумать, но всерьёз это предложение не рассматривала. Пока не увижу угрозы со стороны Юрасова, не буду рыпаться.
Я пыталась изобрести свой способ побега. Но ни один вариант не гарантировал жизнь мне и моему ребёнку. Слишком опасно. Какой бы смелой я ни была, сейчас я отвечаю не только за себя.
С каждым днём становилось всё труднее гнать от себя мысли о Ратмире. И всё чаще я поддавалась слабости.
Признаюсь ему во всём. А там будь что будет. Не убьёт же он меня, в конце концов. Со временем остынет. Будет в гневе? Не то слово. Лишь представляла его реакцию на то, что скрыла от него беременность, холодные мурашки покрывали кожу.
Думала об этом так часто, что в итоге стало казаться, что иного пути у меня и нет. Лишь Ратмир.
Единственный человек, с которым я продолжала поддерживать связь, осталась сестра. Только с её помощью я могла бы добраться до Сабурова. Она не подвела бы.
И когда робкие фантазии переросли в твёрдую решимость, мне прилетел ответный удар. Самый болезненный и острый из всех, что можно придумать.
себя в руки, хотя перед глазами потемнело.
Ммм… почему снова так больно, когда казалось, что больнее быть уже просто не может? Я думала, что грань моих мучений найдена и пройдена, но, оказывается, нет. И её неизведанные оттенки приносили новые страдания.
Вдруг поняла, что мир вовсе не такой, каким казался. Я представляла, что Ратмир мучается вдали от меня. Продумывает план моего возвращения. А его жизнь течёт неспешно и размеренно. Семейная жизнь. Всё, как я и полагала. Появление ребёнка от законной супруги окончательно сделает моё существование лишним.
Почувствовала тепло на бёдрах. Не сразу сообразила, что это. Не знаю почему, может, в этот момент меня пронзила острая боль, но скорее из-за страха с губ сорвался крик.
Воды отошли. Слишком рано для родов.
Я не планировала этого ребёнка. Но захотела с того момента, как поняла, что беременна. Ведь родить от любимого человека — драгоценный дар. Чудо. И пока меня везли в машине скорой помощи, я, с трудом разбирая слова фельдшера, смотрела на яркий белый свет лампы и тихо молилась. Только бы его не потерять.
У меня ведь тогда ничего от Ратмира не останется…
Боль спазмами пронзала низ живота, распространяясь по всему телу. Неприятной пульсацией, отнимающей силы. По приезде в клинику со мной что-то делали, помогали подняться, встать, лечь.
Врача, что вела мою беременность, не оказалось в стране. Улетела отдыхать. Её заменила незнакомая мне женщина. Осмотрев, вынесла вердикт, что я стану мамой раньше положенного срока.
— Притормозить родовую деятельность, к сожалению, не получится. Нужно рожать, — сухо сообщила врач.
— С моим ребёнком будет всё в порядке? — спрашиваю, страшась правды.
Она что-то отвечает про его лёгкие и уходит. Никаких гарантий, которые мне так нужны для успокоения.
Говорили дышать, а не кричать. Заверяли, что так я лишь врежу ребёнку и себе. Но все благие мысли и намерения сжигались испытываемыми мучениями.
А боль с каждой минутой нарастала, превращаясь в звенящую какофонию. Что за садист придумал эту пытку? Чтобы я ещё раз занялась сексом без презерватива? Ни за что в жизни!
Хотелось выть, скулить, орать до разрыва лёгких. Только бы этот ад прекратился.
Юрасову не было дела до меня. Он не поехал в больницу. Лишь охрана. Главное, чтобы я не сбежала. А живая я или мёртвая — дело десятое.
Время от времени заходила акушерка, проверяла. Но особо не реагировала на мои жалкие попытки выпросить себе эпидуральную анестезию.
Может быть, решили, что я никому не нужна и не стоит меня слушать?
Казалось, ещё чуть-чуть — и я сдохну. Упаду на кафельный пол палаты, а мой труп обнаружат лишь через пару часов. Чтобы не расслаблялись, кричала ещё сильнее и громче. Так, до самых родов, в палату забегала сердобольная, юная медсестричка.
Роды же оказались стремительными, но невероятно болезненными. Проклинала Сабурова и сожалела, что его нет рядом и он не слышит, как я его ненавижу.
Ребёнок появился, но не плакал. Тишина.
Я замерла, пытаясь понять, что делает врач. Напрягалась, рассматривала. Вновь кричала.
А дальше новый ад. Реанимация и кувез.
Как только мне разрешили пройти к новорожденному, дотронуться, я ощутила, как все силы в моём организме будто сосредоточились, чтобы влиться в него.
Мальчик. Крошечный мальчик.
Неонатолог заверил, что всё не так плохо. Хотя ребёнок казался таким маленьким, слабым, что мне становилось страшно рядом с ним дышать.
— Как назовёте, уже знаете? — медсестра, что ухаживала за ребёнком, проявляет любопытство, будто моему малышу ничто не угрожает. Почему-то расслабляюсь от её отношения и спокойствия.
