В гриднице собралось множество народу: бояре и посадские старосты сидели по лавкам, кмети толпились у дверей. Среди них виднелись и длинноволосые головы Огнеяровых кметей – почти вся Стая была тут. Неизмир сидел на княжеском возвышенном кресле, возле него стоял Светел.
А перед княжеским местом Огнеяр увидел два знакомых лица. Отметив, что они ему знакомы, он не сразу сообразил, кто же это, только чувствовал, что им здесь совсем не место, что они должны быть где-то далеко… И тут он вспомнил. Берестень и Взимок. Вот уж кого он не ждал встретить здесь. Целый рой мыслей – о Милаве, о превращенной свадьбе, о Князе Волков, об Оборотневой Смерти, опять о Милаве – мгновенно промелькнул в его голове. И яснее ясного было то, что странная встреча, устроенная ему дома, тесно связана с этими двумя мужиками. Точнее, с тремя – рядом с Берестенем и Взимоком стоял еще один, незнакомый, высокий и угрюмый, заросший бородой до самых глаз. А все в гриднице замолчали при виде Огнеяра, десятки глаз следили, что он теперь сделает.
– День вам добрый! – сказал Огнеяр Взимоку и Берестеню. Он не думал, прилично ли княжичу первым здороваться со смердами, он не мог выносить этого молчания и хотел, чтобы все скорее разъяснилось.
Берестень и Взимок смущенно поклонились в ответ на его приветствие, третий мужик хмуро отвернулся. Тогда Огнеяр обернулся к Неизмиру и без приветствия и поклона коротко спросил:
– Звал?
– Звали мы тебя, – ответил Неизмир, наконец-то глянув ему в лицо, и это были первые слова, которые Огнеяр услышал от отчима после возвращения из полюдья. Князь старался держаться и говорить спокойно, но Огнеяр видел, что отчима пробирает дрожь не меньше, чем его самого. Неизмир чего-то страшился, чего-то ждал и был в таком возбуждении, в каком Огнеяр никогда его не видел. – Люди сии жалуются на тебя.
– Жалуются? – с вызовом повторил Огнеяр и шагнул к княжескому месту. Неизмир при его приближении подобрался, крепко вцепился в подлокотники кресла, как будто его собирались силой вытащить оттуда. «Боится, – отметил Огнеяр. – Значит, я пока сильнее».
– Так вот он я! – Огнеяр повернулся к трем старейшинам. – Вот он я, люди добрые. Кого чем обидел – говорите!
Берестень и Взимок переминались, переглядывались, открывали рты и закрывали, понадеясь друг на друга. Сидя дома, они уже и не думали, что князь о них вспомнит, успокоились и почти забыли обо всем. Прежнее негодование на оборотня схлынуло, а обвинять его, да еще и прямо в лицо, было им не по силам. Верно говорила Елова – зря они все это затеяли. А все Горята: поедем да поедем!
– Говорите, добрые люди! – с трудом скрывая дрожь, подбодрил их князь Неизмир. – И суд наш будет справедлив, клянусь Стволом Мирового Дерева, Священным Истиром!
Заикаясь от волнения, старейшины начали пересказывать свои обиды, то и дело переглядываясь и повторяя друг за другом. Огнеяр уже знал от них самих и от матери суть обвинений, но все же не мог сохранять спокойствие, в нем закипало возмущение. Намертво сжимая зубы, он старался сдержать гнев, но лицо его постепенно темнело, а красная искра в глазах разгоралась все ярче, грозя пожаром. Его опущенные руки сами собой сжимались в кулаки, словно он хотел зажать гнев и негодование. Он не шевелился, словно закаменел на своем месте, но от его неподвижной фигуры по всей гриднице волнами раскатывалось ощущение страшной угрозы.
Старейшины, чтобы не лишиться языка от страха, обращались только к князю. Неизмир безучастно кивал и тоже не смотрел на Огнеяра. Он тоже чувствовал эту давящую угрозу, от нее захватывало дух, и князь мечтал только об одном: чтобы все скорее кончилось. Оборотнева Смерть хранилась в его опочивальне, и сейчас он жалел, что не взял ее в гридницу. Она одна во всем свете могла защитить его от этого давящего страха.
А Огнеяр все молчал. Все, что он мог сказать в свое оправдание по поводу упыря и превращенной свадьбы, он сказал еще тогда, в тот вечер Макошиной недели. Если старейшины не поверили ему тогда и явились жаловаться князю, то Неизмир не поверит и подавно. Нет на свете другого человека, который более охотно поверил бы в любую его вину.
Но вот Взимок дошел до смерти Горлинки, и Огнеяр встрепенулся. Об этом он слышал только в пересказе княгини Добровзоры и ничего не понимал.
– Погоди, старче! – на полуслове перебил он Взимока, не заботясь о вежливости. Пусть Светел со всеми раскланивается. – Как, говоришь, ее звали?
– Горлинка, – сипло повторил Взимок, ожидая, что вот-вот из глаз оборотня вырвется молния и испепелит его.
– Погоди! – Огнеяр сдвинул брови и крепко закусил нижнюю губу, силясь вспомнить, не замечая, что сейчас вид его белого блестящего клыка перепугал всю гридницу до жути. Все девушки Моховиков в его памяти были на одно лицо, но Милава, кажется, упоминала имя Горлинки. Невеста ее брата, парня из Вешничей… И Огнеяр вспомнил: стройная девушка с длинными светлыми косами, мягко блестящими в отсветах огня, раздает пироги его кметям, а румяный парень, очень похожий на Милаву, пристально следит за ней, готовый броситься вперед, если кто-то из Стаи хоть подумает ее обидеть.
– Она такая была, со светлыми косами, небольшая собой? – спросил Огнеяр у Взимока.
– Точно так, – насупясь, подтвердил Берестень.
То, что Огнеяр вспомнил девушку, всем показалось достаточным подтверждением его вины. А Светел опять стиснул рукоять меча. Вот сейчас все разъяснится. Мало ли чего может знать оборотень? Мало ли чего ему лесная нежить рассказала?
А Взимок, подбодренный князем, принялся рассказывать о болезни девушки, о ее бессознательных предсмертных словах. Огнеяр слушал с удивлением и даже растерянностью: он и близко не подходил к Горлинке, не сказал ей ни слова. Теперь ему было понятно, почему обвинили его: кто еще мог обещать сделать ее княгиней? Клясться, что он не оборотень? «Не оборотень! – вдруг сообразил Огнеяр. – Вот уж чего я в жизни не говорил!»
– Я тебя выслушал, а теперь послушай ты меня! – заговорил он, когда Взимок кончил.
Старик сжался под его тяжелым горящим взглядом, словно это Огнеяр обвинял его в тяжких преступлениях. А в душе Огнеяра вместо прежнего возмущения поднималась тяжелая, мрачная злость на всех этих людей, которые обвиняют в нем свой собственный страх и валят на него все свои беды только потому, что он не похож на них. Кровожадный зверь, которого они все в нем видели, рвался наружу и грозил растерзать человека, который пока еще удерживал его внутри. Быть самим собой трудно, но иначе само бытие не имеет смысла. Все эти люди хотели лишить Огнеяра этого права, данного богами вместе с теплом и дыханием жизни. Двадцать лет Огнеяр просто жил как хотел и старался не замечать недовольства окружающих, но сейчас в нем кипело возмущение и жажда отстоять право быть самим собой.
– Помнишь ты, как я в тот вечер свадебный к вам на займище вернулся? – спрашивал Огнеяр, и Взимок мелко кивал, не смея поднять на него глаз. – Вы меня тогда еще во всем обвиняли. Ты – оборотень, говорили. Скажи-ка при князе и при всех людях – отпирался я? Говорил, что я не оборотень?
