Озаренная этой мыслью, вампирша прошлась по комнате и с надеждой уставилась на дверь. В ожидании минуты тянулись невыносимо медленно. Даже есть захотелось значительно раньше, и мысль, что придется сотворить с ароматно пахнущей, вкусной, пусть и не совсем свежей кровью, заставляла сходить с ума. Ну почему такая несправедливость? Впрочем, если план получится воплотить в жизнь, несчастным стаканом крови вполне можно и пожертвовать.
Долгожданный поднос принесли, когда стемнело. Все та же осторожная рука просунула его под дверь. Невидимый слуга совершенно не ожидал, что едва только поднос окажется в досягаемости заключенной, как она тут же устроит скандал!
— Что! — закричала Льрисса, швырнув поднос об стену, а стакан с кровью опрокинув на руку незадачливому слуге, который некстати замешкался. — Опять эта дрянь! Маррис же обещал, что сегодня все будет по-другому! И это называется его хваленое беспокойство обо мне! Ненавижу. Это невозможно жрать.
— Что? Господин обещал? — Голос из-за двери казался испуганным и дрожал.
— А! Ты даже не в курсе, что именно он обещал! Я не могу пить эту дрянь!
— Но, сиятельная корра…
Так, хорошо. Льрисса плотоядно улыбнулась. Похоже, слуги прекрасно представляют, кто именно заперт в комнате. Это удачно, так намного больше шансов добиться желаемого результата, главное — не переиграть.
— Я хочу питаться так, как привыкла! Хочу нормальной крови, а не этих консервов!
— Но…
— Что — но? Это так сложно, принести кровь, налитую не в стакан, а еще в человеке?
— Но мы не подсунем человека под дверь, а кирр Маррис запретил заходить к вам.
— А ко мне не нужно заходить! Меня нужно нормально кормить! — Игра начинала доставлять удовольствие. Хоть какое-то развлечение. Тем более слуга изрядно нервничал, Льрисса чувствовала, что его кровь бежит по венам быстрее.
— Хорошо, сиятельная корра, мы постараемся что-нибудь решить, если кирр Маррис не будет против.
«Каркалы! — мысленно выругалась Льрисса. — Вот Маррис совсем некстати, лучше бы он ничего не знал, а то мигом сообразит, к чему все эти капризы».
— А, дожидаясь согласия кирра Марриса, мне с голоду сдохнуть? — привела последний имеющийся довод вампирша.
— Я могу принести еще один стакан крови.
— Я же уже сказала, сам пей эти консерванты, а мне приведите нормальную пищу! — Выкрикнув это, Льрисса почувствовала себя полной идиоткой. Только самый глупый вампир, испытывая голод, откажется от крови. Каркалы всех задери!
— Но кирр Маррис велел лично проследить за тем, чтобы вы нормально питались. — Слуга начинал утомлять. — Он сказал, что ослабленная вы ему не нужны.
— Вот и следи, чтобы я питалась нормально! — «До чего же упертый баран!» — А эту отраву я пить больше не намерена.
— Хорошо, кирра, мы постараемся что-нибудь придумать, — наконец обреченно выдал слуга и ушел, а Льрисса с чувством выполненного долга отправилась спать.
Одиночество сводило с ума еще быстрее, чем голод. Темнота, каменные стены, пол, липкий от крови, и трупный запах, пропитавший и без того вонючую солому, — вот до чего сузился весь мир. Ни иных запахов, ни света, ничего. Безвыходность. Бороться нет сил, потому что неясно — зачем. Выбраться тоже не удастся. Не получится даже открыть дверь.
На каменный пол шлепались капли воды. Это по противоположной стене стекала тоненькая струйка. Из нее при необходимости можно напиться. Но какой смысл? Дир этого не понимал, он даже не притронулся к подносу с едой, который принесли какое-то время назад. Он хотел умереть. Единственное, от чего Дирон не мог отказаться, — от крови. Он бы ел обычную пищу, если бы не знал — насытившись пищей, он не утолит голод. Сколько ни питайся человеческой едой, жажда крови не уйдет. А так, быть может, рано или поздно получится сдохнуть от истощения. Или просто тело ослабнет настолько, что он не сможет охотиться. Хотя это все мечты. Дир прекрасно знал, что вампир, регулярно пьющий кровь, не ослабнет. Утешало только одно: когда безумие захватит окончательно — угрызения совести уйдут. Но пока рассудок периодически возвращался.
После убийства первой девушки рассудок эльфа, заточенный в вампирье тело, помутился. Реальность воспринималась, словно сквозь искажающую мир призму. Время перестало существовать. Чуть позже, Дир не знал, вечером или ночью, была еще одна жертва. В этот раз получилось продержаться немного дольше. Магу казалось, что целую вечность. Он сидел, сжавшись в углу, девушка рыдала у двери, а голод становился все сильнее. Дир продвигался к своей жертве медленно. Запах крови манил, притягивал, смешивался со страхом и от этого становился еще более желанным.
Дирон не хотел убивать. Он убеждал себя, что на этот раз окажется умнее и хитрее. Он только отопьет совсем немного и остановится. Всю ему в любом случае не выпить, а рвать девушку на лоскуты нет смысла. Он даже пытался сказать об этом той, которую приготовили в жертву. Но девица была так глупа и испугана, что просто не смогла или не хотела слушать. А может быть, он сам, ослепленный жаждой, с перекошенным лицом и слюной, капающей с клыков, не смог убедить ее в благих намерениях. Она визжала и отбивалась, только провоцируя агрессию. Дирон даже не заметил тот момент, когда ясное сознание ушло и накрыло безумие. Вроде бы только что пытался найти общий язык с девушкой, миг — и вот он уже сидит на коленях рядом с растерзанным трупом. Маг старался не смотреть. Спешно вытирал окровавленные руки о грязную рваную рубашку, пытался оттереть кровь куском рукава, намоченным под тонкой струйкой воды, бьющей из трещины в стене. Но все тщетно — крови было слишком много, она только смешалась с водой и размазалась по рукам, лицу и шее, стекая на некогда белую рубашку розовыми разводами. Радовало одно — он не помнил, как именно убивал, какие звуки издавала жертва, и вообще, если бы на полу не лежало живое подтверждение его зверств, Дир ни за что бы не поверил, что способен на такое. К сожалению, как бы того ни хотелось, отрицать ничего нельзя. Можно было все свалить на вампирскую сущность и безумие. Но легче от этого почему-то не становилось. Было просто страшно. Страшно настолько, что Дир готов был скулить, скорчившись на соломе, или орать во весь голос. Лишь бы его выпустили. Он готов был сделать что угодно, лишь бы к нему в камеру больше не приводили девушек. Лучше пытки.
Он пытался кричать. Ломился в дверь, сыпал проклятия и раздавал обещания, но напрасно. Он был один. И лишь с пола смотрели давно остекленевшие мертвые глаза.
Он не спал. Ждал, когда уберут изуродованное тело. Хотел посмотреть в лицо своим тюремщикам. Вдруг получится сбежать? Мысль глупая и наивная. А может быть, при попытке вырваться на свободу его убьют? Это уже реальнее. Умирать страшно. Дирон слишком хорошо помнил, что это такое. Но оставаться здесь еще страшнее.
Его навестили ближе к вечеру. Двое высоких мужчин в дорогой одежде смотрелись слишком странно в камере среди луж крови.
— Уберите эту грязь, — небрежно бросил один из них, пнув носком сапога валяющийся на полу труп девушки. Неслышно вошли двое охранников и без слов выволокли тело в коридор.
