Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
Можно возразить, что более традиционные варианты найма для проведения религиозных ритуалов (то есть те, с которыми мы лучше знакомы в рамках своей культуры) на самом деле не «наем»: редко случается, чтобы религиозный лидер брал отдельную плату за молитву в начале выпускной церемонии – это входит в его рабочие обязанности. Но в этом-то все и дело. Это работа, зачастую с полной занятостью, на которую пастора или раввина сообщество нанимает либо напрямую, предлагая ему контракт и страховку, либо косвенно, делая пожертвования Церкви. Говоря сухим языком экономической антропологии, развитие такого расслоения требует от крестьян зарабатывать не только свой хлеб в поте лица, но и хлеб для других, пока те заняты омовением рук.
Неожиданно удачно это описано в книге, которая в остальном показалась мне проходной научной фантастикой, – в «Ксеноциде» Орсона Скотта Карда. В многопланетной деспотической империи есть планета, где духовной жизнью управляет наследственная каста священников – «богослышащие». Это религиозные лидеры, одаренные, но бесполезные. Они живут в роскоши благодаря услужливым подношениям крестьян и проводят свои дни в сложных, изнурительных ритуалах очищения и нумерологии. К концу книги раскрывается коварный сюжет: каста священников была генетическим экспериментом темных властителей галактической империи. Они давным-давно заметили высокоразвитый интеллект жителей этой планеты и испугались, что однажды те смогут устроить революцию. В качестве меры предосторожности властители создали генетически разработанный вирус, который заражал часть населения и передавал им ген ОКР. Зараженные принялись считать, мыться и распевать монотонные песни и вскоре превратили эти ритуалы в религиозные, после чего нагрузили ими незараженное население, заявляя, что их лихорадочные позывы – это знаки, что с ними говорит Бог, а ген стал передаваться их потомкам. Возникла паразитическая каста священников, и планета перестала представлять революционную опасность – богослышащие были слишком заняты священнодействием подсчета количества линий в досках пола (распространенная среди них компульсия), а крестьяне были слишком заняты, кормя и обстирывая их.
Получается, если религиозный ритуал дает неприкосновенность людям с обсессивно-компульсивным расстройством, то наиболее удобное прибежище можно найти, став священнослужителем. Необыкновенно современную и знакомую форму страдания от этого расстройства можно увидеть на примере монаха-августинца XVI века по имени Людер, чьи произведения дошли до наших дней. Тревожный неврастеник, измученный отношениями с суровым и требовательным отцом, и с целым букетом, видимо, психосоматических заболеваний – этот юноша однажды попал в одиночку в ужасную грозу, пережил паническую атаку и поклялся стать монахом, если ему будет позволено выжить.
Верный клятве, он стал послушником и бросился исполнять ритуалы с бешеным пылом, бесконечно повторяя их, мучаясь сомнениями в себе. Он описывал свои страдания немецким словом Anfechtung, которое определял как чувство полной потерянности, утраты почвы под ногами. Он дотошно выполнял все монашеские ритуалы, стремясь быть еще более внимательным к мелочам, еще больше сосредоточиться на Боге, еще больше покаяться в своих несовершенствах… и неизбежно находил ошибку и вынужден был начинать сначала. Первую мессу он провел в агонии ужаса, боясь упустить что-то важное или произнести богохульные слова. Его свободные часы молчаливого сосредоточения были полны обсессивных еретических мыслей, в которых он пространно исповедовался день за днем. Он писал: «Я часто повторял свою исповедь и ревностно исполнял назначенную епитимью»; «Но я вечно сомневался и говорил себе: "Ты все неправильно сделал. Ты недостаточно раскаялся. Ты не обо всем рассказал на исповеди"». Как-то раз его исповедник, несомненно уставший каждый день выслушивать многочасовые исповеди Людера с бесконечными описаниями его слабостей и справедливого Божьего гнева, наконец обернулся к юному монаху с возмущенной, удивительно современной отповедью: «Это не Бог злится на тебя, это ты злишься на Бога!»
История дает нам завершающий намек на болезнь этого монаха. Он мылся и мылся, и все впустую. «Чем больше ты себя очищаешь, тем грязнее становишься», – печально подытожил монах. Тема навязчивых состояний ясно слышится в этом юноше, которого весь мир знает под именем Мартин Лютер.
V. Кто придумал стучать по дереву?
Почему жизнь некоторых религиозных людей и людей, обремененных навязчивыми состояниями, должна быть настолько наполнена ритуалами? Это обсуждалось и в контексте ОКР как тревожного расстройства, и в общеизвестном желании посчитать ступеньки, когда нас накрывают тяжелые испытания. Есть некая защищенность, безопасность, даже удовольствие в том, как мы воспринимаем схемы и повторения. Д'Аквили и Лафлин выдвинули теорию, которую назвали биогенетическим структурализмом: согласно ей наш мозг находит органическое, электрофизиологическое подкрепление в ритмичном повторе одинаковых схем. Исследователи предположили, что «повторяющиеся визуальные и слуховые стимулы могут запускать кортикальные ритмы и создавать у человека ощущение неизъяснимого удовольствия». Я не встречал нейробиологических свидетельств в пользу этой гипотезы, не говоря о том, что мы испытываем удовольствие не только от ритуалов, требующих повторения действий, длящихся несколько секунд (например, пение мантр), при которых действительно может возникать некоторая подгонка кортикальной активности, но и от ритуалов, цикл повторения которых длится тысячу суббот. Биологические основы успокоения, которое мы находим в повторении, не могут быть устроены так просто. Тем не менее неизъяснимый покой действительно снисходит на нас, когда мы встречаем знакомое и повторяющееся, когда мы вспоминаем, что уже ходили этой дорогой и земля там тверда. Это черта, объединяющая нас со многими другими биологическими видами, усиливается с возрастом (в «Старых друзьях» Трейси Киддер есть чудесная фраза жителя дома престарелых, который говорит о своем соседе по комнате: «Послушать историю Джо пару раз – веселит, слушать ее в десятый раз – раздражает, но мало что может быть лучше, чем слушать ее каждый день на протяжении пяти лет»).
Сьюзан Шерер и Павел Упоров, «Птичник», 1995
Выходит, без ритуалов не обойтись. Но почему религиозные ритуалы – очищение, приготовление еды, вход и выход, нумерология – совпадают с ритуалами больных ОКР? Например, из 613 заповедей, определяющих ортодоксальную иудейскую жизнь, около 100 из них относятся к приготовлению еды. Откуда эта схожесть в двух группах?
Об этом рассуждали психоаналитики. Об этом рассуждали психологи и антропологи. Эти специалисты воспринимают ритуал не просто как случайную зацепку за какую-то схему, но как отражение глубинной биологической реальности. С этой точки зрения неудивительно, что в мире, полном заразных болезней и зараженной пищи, религиозные и светские ритуалы заботятся о личной гигиене и чистоте и безопасности еды.
Эти рассуждения строятся исходя из того, что ритуалы в религии и ОКР структурно схожи, поскольку возникают из сходных (психоаналитических, экологических) источников. Как мне кажется, во многих случаях есть объяснение намного проще – и в нем заключается единственная оригинальная мысль этого очерка. Религия не просто предлагает прибежище страдающим от ОКР, которые приучаются выполнять те же ритуалы, что все остальные; она не просто вознаграждает такое поведение, возводя индивидов, отличившихся в выполнении этих ритуалов, на руководящие позиции. Кажется очевидным, что многие из этих ритуалов придуманы больными ОКР в своих частных попытках структурировать и снизить тревогу – а потом это как-то превратилось в правила для всех. Как шизотипик, оказавшийся в нужное время в нужном месте, может значительно повлиять на фундаментальную структуру верований сообщества, так больной ОКР, оказавшийся во влиятельной позиции, может изменить манеру выполнения повседневных ритуалов веры.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
