Джон не ответил.
– Теперь вопрос второй. Кто в нашем роду старший мужчина?
– Ты, папа, – на этот раз возможности промолчать у Джона не было.
– Сколько мужчин в нашем роду?
– Двое, папа.
– Ты считаешь, правильно рисковать сразу обоими?
Джон сосредоточенно скреб пальцем поверхность стола.
– Нет, папа.
– Ты понял мое решение.
– Да, понял.
– Ты передо мной отвечаешь за маму.
– Да.
– Я вернусь. Ты повзрослеешь. И тогда все будет иначе.
– Хорошо.
– Поезжай домой.
Джон медленно, шаркающей походкой, пошел к выходу. За собой он катил чемодан, с глухим стуком то и дело попадая по нему пятками. Совсем как мать – не держит спину. Андрей поднялся из-за стола, посмотрел в сторону стойки регистрации. Джон бросил чемодан посреди зала, стремительно вернулся, порывисто обнял, отпустил, на ходу подхватил чемодан и скрылся за раздвижными дверями.
Док, как было условлено, ждал на эстакаде на втором этаже ларнакского аэропорта рядом с входом в зону вылета.
– Что-то ты совсем налегке.
– Омниа меа мекум порто[58].
– Тоже правильно.
Выглядел Док невесело. Впрочем, я на его месте тоже вряд ли стал бы устраивать ритуальные пляски радости. И еще, отчего-то всплыла фраза – «ты туризм с эмиграцией не путай». Все так же сияющий фиолетовым металликом Росинант дожидался в дальнем углу стоянки.
– Он у тебя вечный, что ли? – удивился Андрей.
– Да нет, просто крепкий попался. Хотя, иногда думаю – а ведь и меня переживет.
– Куда едем? В Пафос?
– Нет, в Кампос Тсакистрас.
– Это где такое?
– Сто тридцать километров. На горе, в лесу. Рядом с границей. Там зимой снег выпадает.
– Никогда не слышал.
– Уединенное место. Деревня, сто человек населения. Туристы не мешают. Тихо.
– И чего там?
– Я дом купил. Старый, лет сто, может и больше. С большим сараем. Как раз то, что нам надо.
– Почти приехали, – Док через два с половиной часа езды свернул с и без того узкой дороги в проулок. Мимо потянулась череда видавших виды домов, обнесенных каменными оградами. Потом дома кончились, дорога потекла в гору сквозь рощу мандариновых деревьев. В отдалении за забором вросла в землю замшелая, местами покосившаяся каменная одноэтажка.
На террасе в кресле-качалке сидел суховатый седой старик с всклокоченной шевелюрой, почему-то обутый в короткие валенки.
– Ноги мерзнут, – пояснил он, поймав недоуменный взгляд Андрея. – Диабет, мать его ёб. Я Слава. А ты, должно быть, Андрей.
– Он самый, – отозвался тот, пожимая сухую жесткую ладонь.
– Ты, вероятно, с подарком? – Слава, наверное, хотел улыбнуться, но вместо улыбки изобразил какой-то хищный оскал.
– С пустыми руками не езжу, – с вызовом ответил Андрей.
– Ладно, не сердись на старика. У меня маразм. Подустали мы с Доком. Заебались пыль глотать. Ну, вот, ты приехал, теперь у нас полный комплект. Как говаривал классик, Уильям наш Шекспир, – ад пуст, все бесы здесь. Ладно, ребята, не рассиживаемся. Пора заняться делом, – Слава слез с качалки и с видимым усилием заковылял в сторону сарая.
– Что с ним? – тихо спросил Андрей.
– Восемьдесят скоро. Никто не молодеет, – вполголоса ответил Док.
– Мои косточки перемываете, засранцы? – обернулся к ним Слава.
– Твои, конечно, – усмехнулся Док.
– Вот, бля, никакого у вас уважения к старому немощному человеку, между прочим, отцу-героину. Козлы вы позорные! Ладно, я с вами разберусь еще. Вот возьму и песок, что из меня сыплется, забью в становой подшипник – хер вам будет, а не антигравитация, – с этими словами Слава скрылся в сарае.
Андрей первый раз видел модуль живьем. На массивной станине стояла скрывавшая внутренности установки грубо сваренная некрашеная стальная коробка. По ее центру торчал вал, на него было нанизано нечто, напоминавшее большой ротор центрифуги. К станине внизу приварен кусок тяжелого уголкового профиля с прикрепленным к нему электромотором. Один шкив укреплен на валу «центрифуги», второй – на валу мотора. Шкивы были связаны друг с другом ременной передачей.
– Это пятый? – спросил Андрей.
– Ага, – буркнул Слава, – пятый. Юбилейный.
– А с предыдущими что случилось? Разнесло?
Слава уставился на Андрея как на идиота.
– Ты, сынок, по ходу, в теории слабоват. Если бы «разнесло», как ты выражаешься, то всему острову пизда. В радиусе сотни километров, а то и больше. Нет, не разнесло. Улетали, один за одним. Как Карлсон, который живет на крыше. Только вот вернуться, сука, не обещали. – Слава хитро посмотрел на Андрея и внезапно запел тонким козлиным голосом: – «Журавли летят в Китай, только ты не улетай»…[59]
– Я готов, – сказал Андрей, доставая регулятор из рюкзака.
– Ну, давай, шамань тогда, – прокряхтел Слава, садясь на табуретку возле заваленного инструментом и деталями монтажного стола. – Док, слышь, иди сюда, аксакал, не мельтеши перед глазами.
Андрей, держа регулятор левой, приложил правую ладонь к поверхности. Коробочка засветилась зеленым. Стал было искать место, куда приложить включенный регулятор, но тот почти что сам выпрыгнул из руки и, как намагниченный, притянулся к кожуху модуля.
– Заводи, – обернулся Андрей к Славе.
– Легко, – ответил тот и щелкнул пришпандоренным к монтажному столу рубильником. Загудел электромотор. Ременная передача, несколько раз проскользнув с противным скрипом, начала раскручивать вал с насаженной на него «центрифугой».
– Тальком бы натер, – сказал Док, – а то сам видишь.
– На хер иди, академик, – беззлобно ответил Слава, – сейчас подшипник прогреется, и ничего не будет скользить. Ну, чего встал, Андрюш?
– Оборотов прибавь.
– Я-то прибавлю, а крышу перекрывать, когда он сдриснет, как предыдущие четыре, ты будешь, или кто?
– Конь в пальто. Не сдриснет. Крути быстрее.
– Кручу, верчу, запутать хочу, за хорошее зрение три рубля премия![60] – утробно изрек Слава, поворачивая реостат нагрузки мотора.
