Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
– Его тарантас? С размахом они подходят ко всему, я думал, байки.
С трудом забрался внутрь и обернулся.
– Слышь, Шал, а есть что пожрать? Несколько дней нормально не ел, черепаху только поймал вчера…
– Потерпишь! В канистре вода. В бочке вода. Выбирай, какая нравится. – Шал сильно хлопнул дверью и пробурчал. – Подвези, накорми. Ваще обнаглевшая рожа.
Забравшись в кабину, он включил рацию. Как и думал, частота уже другая, но сейчас, кроме шума, ничего не было. Запомнив цифры, вернул предыдущую и посмотрел на Фань, старательно изучавшую покосившийся дорожный знак в виде перевернутой буквы «Х».
– Точно ничего не хочешь сказать? Ну-ну.
Ехали дальше молча. Дорога была все такой же отвратительной, и приходилось часто петлять, съезжая с асфальта на проселок и обратно. Раздражала неприятная тенденция – с грунтовки асфальт слева казался нормальным, но как только Шал выезжал обратно на трассу, покрытие снова становилось аварийным и непригодным для движения, и лучше варианта, чем вернуться на параллельную дорогу, не находилось. Вот он, народный постулат, проверенный временем, в действии. Везде хорошо, где нас нет, пока нас там нет. Как только появимся в том чудесном месте, где всем якобы хорошо, вдруг стремительно портится общая ситуация. И небо не такое синее, звезд меньше, трава бледнее, люди злее и в итоге оказывается, что на старом месте было лучше. Казалось бы, что еще надо, есть под жопой автомобиль, и не пришлось идти пешком в такую даль, так нет, хочется нормальной дороги. Шал усмехнулся своим мыслям. Человек всегда чем-то недоволен. Даже тому, что остался жив в большой мясорубке, произошедшей много лет назад, и то не рад порой. Потому что жизнь раньше была лучше. Она и была лучше, потому что осталась в далеком прошлом. И нас там уже нет. Там, где нас нет, всегда хорошо.
Впереди показалось небольшое село. На указателе с трудом читалась выцветшая, местами облезлая надпись – «Татти». Шал и Фань, каждый со своей стороны, напряженно всматривались в пустые глазницы окон, ожидая хоть какого-то проявления человеческого присутствия, но тщетно. Очередное мертвое стойбище людей, когда-то живших в цветущей долине. Без должного ухода строения постепенно разрушались. Некому было следить за саманными домами, и они медленно рассыпались иссохшей глиной и соломой под гнетом ветров и непогоды, растворяясь в земле, из которой были сооружены их стены. Все, что вышло из земли, туда и уйдет. Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху, но, может быть, все же получится оживить мертвые города и села. Люди вернутся в свои родные места. Когда-нибудь.
На развилке Шал свернул левее. Уходившая вправо дорога вела практически назад, в Мерке́, откуда можно было добраться до Лугового или направиться прямиком в Алматы. Или вообще свернуть в Гранитогорск…
За селом попалась станция и еще с десяток отдельно стоящих домов. Дорога из стали черной змеей лежала слева, и словно нить Ариадны, указывала путь за горизонт, где завтра, возможно, получится увидеть, как встает солнце. Если не нарвутся на логово каких-нибудь рожденных ползать мутантов, не к ночи будь они помянуты. Кстати, о ночи. Скоро она наступит и, судя по сигналам, яростно посылаемым желудком, пора бы делать привал, чтобы не готовить ужин в темноте. К тому же мырза дознаватель тоже от голода мается.
Ну вот, еще одна головная боль нарисовалась, как картина Рембрандта «Фиг сотрешь». Встреча с Лемке была неожиданностью, конечно, но бросать его в степи было неосмотрительно. Не столько из-за его обещаний, пусть они и заманчивы. Был бы чужой человек, оставил бы не раздумывая, но неоказание помощи офицеру безопасности – практически смертный приговор. Особенно если тот останется жив и доберется до Шымкента. Тем более Шала он знает, так что не составит труда потом предъявить обвинение, а с него станется. Ну и с другой стороны, если Иргаш действительно в Отаре возится с танками, нужно будет подтверждение, иначе в Каганате не поверят, что что-то проверить в Алматы аж целый поезд заслали и не посмотрели на расход топлива. А так дознаватель СБ – чем не гарантия достоверности информации, добытой наемником? Очень даже нормальная гарантия. Так что придется с Лемке немного посотрудничать и даже накормить. Пару раз.
– Сколько времени на твоих золотых?
– Сто? – удивленно повернулась к нему Фань.
– Часы покажи.
Девушка с готовностью отогнула рукав и продемонстрировала хронометр.
– Нормально. Полвосьмого, скоро стемнеет. Надо бы поесть и спать собираться. Как думаешь?
– Навелна, да. Кусать хатю.
– И гость наш, пингвин питсбургский, проголодался, наверное, – Шал кивнул назад, намекая на Лемке.
– Гость абайдется!
– Почему это?
– Нехолосый чилавек! Убить хател, сука!
– Опять ругаешься? – напомнил Шал уговор. – И невежливо это. Негостеприимно, а у нас, казахов, гостеприимство на первом месте стоит. Ну ты еще многого не знаешь, и как у нас говорится, кто не был глуп, тот не был молод. Так что будь повежливей.
– Как палутится!
Шал вывел «шишигу» на асфальт и заглушил двигатель. Прихватив автомат, выпрыгнул из кабины и медленно обошел вокруг автомобиля, осматривая окрестности. Солнце уже давно было на западе и уверенно клонилось к горизонту, еще немного, и наступят сумерки, а там и ночь близко. Из-за близости к тропику Рака темнота в этих широтах накрывает быстро, словно кто-то поворачивает на небе выключатель, и к девяти часам вечера уже ничего не видно.
Закурив, некоторое время задумчиво глядел в сторону, где садилось солнце и находилась пустыня, в которой чуть не лишился разума. Если вспоминать как плохой сон, то забудется скоро. Он давно заметил, что восприятие мира изменилось. В молодости любое событие, неважно, хорошее, плохое ли, оставалось в памяти долгое время, часто вспоминалось, заставляя проживать его снова, испытывая те же чувства, что и в первый раз. С годами это исчезло. Если случалось что-то важное, оно не производило такого же эффекта, воспринималось как должное и быстро отправлялось в архив памяти, будто перевернули страницу и почти забыли. Было и было, чего лишний раз мусолить. Плохие случаи вспоминать неприятно, а приятные быстро надоедят, и потом вспомнить не захочется. Наверное, поэтому, события юности казались яркими, а зрелые года запомнились серостью и однообразностью. Может, большую роль в этом сыграла эпоха зла и боли, наступившая так неожиданно, убившая в людях все доброе, что когда-то в них было. Или это все-таки мудрость, которая должна когда-то прийти? Кто знает…
Лемке вывалился из кунга и, прихрамывая, отбежал на несколько метров, на ходу расстегивая ширинку. Как только остановился, сразу же зажурчало и послышался вздох облегчения. Ну вот, всю философию утопил в моче, паршивец. Но понять его можно, мочевой пузырь что та же граната, не знаешь, где рванет, усики-то уже разогнуты и чека сама вот-вот выскочит.
Шал растоптал окурок и повернулся к кабине. Фань и не думала выходить, сидела, уставившись в окно. Он открыл дверь.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
