– Навсегда? – ахнула я. Честно говоря, нет на свете скучнее работы, чем координировать то, чего все равно решаешь не ты.
– Ага. Пока ты не сподобишься приходить на работу одна, – Карлик с выражением кивнул в сторону моего пуза. Вот так закончился день (вернее начался), которого я так долго и мучительно боялась. Значит, не все так страшно. И чего я раньше боялась? Почему мне пришло в голову, что меня оставят без работы? Даже президент на моей стороне. Я радостно поспешила домой. Надо спать. Это очень полезно для ребенка. Я очень уставала, гораздо больше, чем обычно. Как будто мой мальчик (а как выяснилось в УЗИ на шестнадцати неделях, столь чудесные перемены во мне вызвал именно мальчик) сидел около пульта управления мамиными желаниями и нажимал на кнопки. Пить, есть, спать. Спать, гулять, смотреть сентиментальный глупый фильм. Плакать. Есть, есть, есть и еще раз есть. Кажется, я никогда в жизни столько не ела.
– Вот исчерпывающий пример поговорки «не в коня корм», – ухмыльнулась Лиля, глядя, как я уничтожаю сковородку с баклажанами и чесноком. От чеснока меня прямо трясло – так я его хотела. И совершенно плевать, как при этом от меня пахнет. В конце концом, Митя далеко, а чье еще мнение меня волнует?
– Завидуй, будущая кинозвезда. Тебе-то придется сидеть на диете! – злорадствовала я. Но Лиля вдруг потупилась и покраснела.
– Мань, я уезжаю.
– Куда? – не врубилась я. В последнее время, правда, она ходила несколько пришибленная. Говорила, что проблемы на работе.
– Домой. В Уфу.
– Почему?
– Потому что я провалила экзамен, – насупилась она. На глазах выступили слезы.
– Неужели тебя не взяли? – удивилась я. – Не может быть! Такую красивую, талантливую? Старательную! Может, ты просто не написала сочинение?
– Я – медалистка, отличница. Сдаю только один экзамен – творческий конкурс. И знаешь, что?
– Что?
– Мне сказали, что им уже достаточно банальных юных красоток, – Лиля дрожала от ярости, эти воспоминания ее явно тревожили. Н-да, вот это новость.
– Давно?
– Вчера. То есть, экзамен был три дня назад, но я все еще надеялась. Не хотелось верить. Какой-то тощий дядька с лысиной Брюса Уиллиса посмотрел на меня мельком, что-то шепнул председателю комиссии и все! Я слишком молода, чтобы участвовать в этом. А потом буду слишком стара.
– Просто кто-то взревновал к твоей красоте, – попыталась утешить ее я. Но что тут скажешь. Разумеется, выбранный ею мир большого искусства жесток. Большое искусство, большие соблазны, большие деньги и большие разочарования. Лиля была сильной, очень сильной. Она сидела на моей кровати и плакала. Ее плечи тряслись, а прекрасные, ухоженные белые волосы рассыпались по моим рукам. Я обнимала ее и испытывала почти материнские чувства. Хотя откуда мне знать, что это такое.
– Почему! Почему! Я так старалась, и все напрасно.
– Что ты. Конечно же, нет, – преувеличенно возмущалась я. – Ты такая умница, красотка, и так много знаешь. Ты же уже готовая актриса. Надо пробовать еще раз. Может, в другой институт. Не в этом зажравшемся городе. В следующем году.
– Я не смогу. Нет. Никогда, – малодушничала она. Впрочем, я думаю, что и сама она в это не верила. Уже на следующее утро она улыбалась и рассказывала мне, что за этот год сможет составить себе портфолио, потому что один ее знакомый по подготовке к экзаменам позвал ее с собой сниматься в сериале.
– Вот видишь, все хорошо! – изображала радость я. Дело в том, что в сериале или не в сериале, а из нашей богадельни Лиля уезжала. Ей незачем было терпеть невыносимые условия. Ее великая цель отсрочилась, она сложила чемодан и поехала в аэропорт, на самолет до Уфы. К родителям, которые радостно звонили и спрашивали ее, точно ли она купила билет и не передумает ли прилетать на остаток лета. Лилю там очень ждали. На секунду во мне ожили воспоминания. Когда-то и у меня были родители. И они тоже меня ждали. Но это было так давно, что когда я попыталась вспомнить мамино лицо, то не смогла. Только смутный контур и улыбку.
Я поехала провожать Лилю в аэропорт. Наверное, такая у меня судьба, провожать сквозь московскую пробку всех близких мне людей. В одиночестве нет ничего особенно страшного, кроме тишины в комнате, которая возникает в первый вечер.
– Когда тебе придет время рожать, я уже вернусь, – заверила меня Лиля.
– Позвони, когда долетишь, – попросила я. И, кстати, она действительно перезвонила, хоть мы и были знакомы всего два каких-то месяца. Дело в том, что мне кажется, время не имеет никакого значения. Митя в первый же час нашего знакомства сумел проникнуть в мое сердце, хотя все двери в нем были задраены не хуже переборок на подводной лодке. А Саша Большаковский, наедине с которым я провела много-много часов, в одну минуту исчез из него. Лиля осталась у меня в сердце мягкой пуховой подушечкой с вышитым гладью котенком на лицевой стороне. Я любила вспоминать о нашей с ней странной дружбе, как бы утыкалась носом в эту подушечку. Вот, снова я одна. Хотя постойте, у меня теперь была тетрадь, через которую я общалась с тем, кто всегда теперь со мной.
…«Привет, мальчик. Знаешь, я так рада, что ты мальчик, а не какая-то там девчонка. До чего дошла наука, правда? Ты еще не родился, а я уже знаю, что мне надо покупать все только голубое. Правда, мне не на что его покупать. Но если буду – то никаких розовых рюшечек, обещаю. Слушай, может, дать тебе имя? А какое? Может, ты мне подскажешь, как хочешь зваться, а я подхвачу. Буду ждать. Что-то мне теперь очень одиноко, а в соответствии с описанием беременности в книжке «счастливые девять месяцев» мои глаза теперь все время на мокром месте. Я так изливаю стресс. Наверное, это хорошо, но знаешь, меня немного пугает, что я совсем не готова. Где ты будешь спать? На что мне тебя кормить? Справлюсь ли я. Меня все это сильно пугает. Так что если можешь, попроси там наверху, чтобы они не посылали мне больше крупных проблем. Можешь поболтать с моим ангелом-хранителем. Он у меня теперь есть»…
– Что ты там пишешь? – заглянула мне через плечо Римма. Я сидела за столом в диспетчерской нашей подстанции. Теперь, когда я не работала на выездах и была непригодна к ночным сменам, мне приходилось, как всем нормальным людям, работать пять дней в неделю. По восемь часов. Если честно, ужасный график.
– А, это так. Дневник беременности, – я ревниво закрыла написанное ладонью. Все это было слишком личным.
– Знаешь, у меня тут двоюродная сестра есть. У нее ребенку полтора года, – издалека начала она.
– Да что ты. Поздравляю. Он тебе кто? Племянник?
– Троюродный, – досадливо отмахнулась Римма. – У нее там какие-то вещи есть, из которых они выросли. Может, теперь они пригодятся тебе?
– Конечно, – кивнула я.
– Да? – задумалась она. – Но только самовывозом. А то у них нет времени ничего возить. И… там может надо будет постирать кое-что. Ничего?
– О чем ты? – радостно потирала ручки я. В итоге следующим же вечером я стала обладателем целой спортивной сумки с красивыми и практически не ношенными распашонками, носочками и простынками. Пеленками, кажется, так. Господи, какое же оно все было маленькое. Просто невозможно поверить, что это может налезть на реального человеческого детеныша. Может, они сняли это с какой-нибудь навороченной куклы? Но меня заверили, что все это будет даже несколько великовато для новорожденного. А через несколько дней слух о том, что мне нужны вещи, разнесся по всей подстанции и ко мне стали поступать предложения о подержанной кроватке, коляске, ванночке и переноске для автомобиля (интересно, а она-то мне зачем?). Предложили даже весы. Самовывозом, естественно
