Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Такое условие позволяет предпочтениям сходиться в безразличии, а безразличию расширяться до предпочтения, но исключает полное обращение предпочтений. Наглядный образ: когда лиса отворачивается от винограда, ее предпочтение земляники малине не должно обращаться. Подобное условие позволяет производить изменения в ранжировании внутри одного множества и в ранжировании разных множеств. Предположим x,y в S1 и u,v в S2. Тогда xP1u и xI2u объясняются как намеренное повышение оценки элементов в новом множестве допустимых решений. Сходным образом xP1y и xI2y могут быть объяснены отсутствием потребности в проведении тонких различий между альтернативами, которые стали недоступными. Также uI1v и uP2v объясняются потребностью провести такие различия среди элементов, которые теперь стали доступны. В свою очередь xP1u и uP2x будут указывать на повышение оценки нового элемента или понижение оценки старого сверх необходимого в соответствии со склонностью адаптивных предпочтений перебарщивать. Похожим образом xP1y и yP2x (или uP1V и vP2u) – это откровенно иррациональные явления, потому что нет никакой причины, по которой приспособление к новому множеству должно обращать внутреннее ранжирование в старом.
В качестве гипотетического примера изменения предпочтений, нарушающих это условие автономии, я могу предпочесть, в моем состоянии свободного гражданского лица, быть свободным гражданским лицом, а не узником концентрационного лагеря, и узником лагеря, а не лагерным охранником. Однако, оказавшись в лагере, я могу предпочесть быть охранником, а не свободным гражданским лицом, оценив вариант быть узником ниже всего. Иными словами, когда множество допустимых решений – (x,y,z), я предпочитаю скорее х, чем у, и у, а не z, но, когда оно сокращается до (x,y), я предпочитаю z, а не х, и х, нежели у. В обоих случаях лучший элемент множества допустимых решений – также и глобально лучший элемент, что само по себе еще не говорит о неавтономности. Однако ограничение множества допустимых решений вдобавок влечет обращение предпочтений, нарушающее условие. Если бы ограничение множества вело к безразличию в отношении х или у, поскольку оба предпочтительнее, чем z, то оно свидетельствовало бы о поистине стоическом самообладании. В качестве другого примера возьмем сельскохозяйственного работника, который после переезда в город меняет на противоположное ранжирование различных способов ведения сельского хозяйства, отдавая теперь предпочтение более механизированным формам, которые ранее ранжировал ниже всего. И, в-третьих, обратите внимание, что модернизация подразумевает не только встраивание в иерархию престижа новых профессий в разных точках, но и перетасовку старых.
Когда человек с адаптивными предпочтениями сталкивается с изменением множества допустимых решений, происходит одно из двух, а именно: либо адаптация к новому множеству, либо полное освобождение от адаптивных предпочтений. Признаком освобождения от таких предпочтений было бы отсутствие внутри множества допустимых решений глобально лучшего элемента. И даже если допустимо лучшее остается глобально лучшим, освобождение от адаптивных предпочтений все же гипотетически представимо, коль скоро не произошло обращения предпочтений. Адаптация к новому множеству была проиллюстрирована случаем город/деревня, а примером освобождения от адаптивных предпочтений выступит приводимый ниже случай промышленной революции. Здесь освобождение диагностируется по первому критерию: глобально лучшее оказывается вне множества допустимых решений. Второй критерий (допустимо лучшее остается глобально лучшим без обращения предпочтений), предположительно, не получит широкого применения, поскольку сознательное планирование характера – относительно редкое явление.
Ущемляет нехватка автономии благосостояние или же автономия перпендикулярна ему, так что, скорее, придется рассматривать выбор между ними? Ответ на этот вопрос зависит от того, как именно мы рассматриваем благосостояние – в кардиналистской или в ординалистской перспективе. Полагаю, в случае если можно содержательно говорить о количественном удовлетворении желаний в полноценном классическом смысле, включая межличностно сравнимые и суммируемые полезности, тогда вопрос автономии не имеет отношения к измерению благосостояния. Удовлетворение желаний есть удовлетворение желаний, независимо от их происхождения. Если же мы ограничим себя ординалистской рамкой теории коллективного выбора, тогда вопрос автономии становится релевантен для благосостояния.
Ординалистский язык не позволяет нам осмысленно различать случаи, в которых изменение с yRx на xPy происходит путем повышения оценки х, и случаи, в которых оно происходит путем снижения оценки у. Однако если изменение предпочтений нарушает условие автономии, мы можем заподозрить, что оно произошло путем снижения оценки, так что, говоря кардиналистски, благосостояние с х после изменения не увеличилось по сравнению с тем, что имело место до него. Иными словами, условие автономии, сформулированное чисто ординалистски, предоставляет ключ к базовой количественной структуре предпочтений. Теперь я перехожу к некоторым более важным замечаниям по этому вопросу.
III.4. Кислый виноград и коллективный выбор
В обсуждении релевантности адаптивных предпочтений для утилитаризма я буду рассматривать вопрос о том, была промышленная революция в Британии чем-то хорошим или, напротив, плохим. В дебатах историков по данному поводу поднимались и порой смешивались два аспекта. Во-первых, что произошло с уровнем благосостояния населения Британии в период с 1750-е по 1850-е годы? Во-вторых, могла ли индустриализация вестись не такими жестокими методами? (И если да, то как она должна была происходить – более или менее капиталистическим образом?[331])
Если сосредоточиться на первом вопросе, какого рода факты были бы релевантны? Конечно, историки совершенно правы, когда выбирают в качестве основных переменных реальную заработную плату, смертность, заболеваемость и занятость: их среднее значение, разброс среди населения и временны́е флуктуации. Но если нас и в самом деле интересует проблема благосостояния, нам понадобится также изучить уровень желаний и устремлений. Допустим, что промышленная революция заставила желания расти быстрее возможностей их удовлетворения; следует ли отсюда справедливость пессимистической интерпретации, согласно которой наблюдалось падение уровня жизни? Или же, следуя за не пессимистической интерпретацией[332], мы должны сказать, что рост возможностей для удовлетворения желаний подразумевает рост уровня жизни? Или, подобно Энгельсу[333], мы заявим, что и при предполагаемом спаде в материальном уровне жизни промышленная революция должна приветствоваться, поскольку она вывела народные массы из состояния апатичного прозябания и вернула им чувство собственного достоинства?
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
