Книга Химеры картинной галереи - Анна Князева

Проводив полицейских, Ираида Самсоновна вернулась в гостиную и тяжело опустилась в кресло:

– Боже мой, как я устала…

– Ты звонила в больницу? – спросила Надежда.

– У твоего Астраханского все хорошо. Виктория записала телефон и адрес больницы, куда его увезли.

Надежда вскочила на ноги:

– Я еду туда!

– Не спеши. Лев спит после наркоза. Ему доставали пулю.

– Господи! – Надежда схватилась за голову.

– Знаешь, кто сюда приходил, пока вы там разбирались? – спросила Ираида Самсоновна и, не дожидаясь вопроса, ответила: – Акчурин!

– Чего он хотел?

– У него должна была состояться примерка.

– Ты сказала ему, что теперь это случится не скоро? – поинтересовалась Надежда.

– Сказала.

– И что он?

– Велел тебе передать, что забирает ребенка.

– Мерзавец… – расстроенно проговорила Надежда. – Мальчишка только привык к родителям. Я слышала, что он попал в хорошую молодую семью.

– Наверное, ты будешь меня ругать… – сдержанно проронила Ираида Самсоновна.

– За что?

– После ухода Акчурина я позвонила в приемную прокурора Мешакина.

– Зачем?

– Чтобы сообщить ему имя отца ребенка.

– И ты сообщила?

– Конечно!

– Зачем?

– Чтобы прекратить это безобразие. Акчурин должен оставить в покое ребенка и его семью. Прокурор Мешакин пообещал стереть в порошок этого педофила.

– Ты представилась ему?

– Конечно! Такому человеку, как Мешакин, не составит труда определить, откуда звонили.

– В конце концов, Акчурину – поделом, – Надежда прислушалась и посмотрела в сторону фойе: – Кажется, кто-то пришел.

Ираида Самсоновна выглянула в окно и, увидев машину Фридмановича, сказала:

– Марк приехал. Я – в свой кабинет.

Она ушла, и скоро Фридманович появился в гостиной. Надежда спросила:

– Есть новости?

– И еще какие! – По лицу Марка было видно, что он ликует.

– Рассказывай!

– Твою коллекцию удалось отбить.

– Как? – Надежда задохнулась от радости.

– Помнишь тот пункт, который я потребовал внести в ваш контракт?

– Помню.

– На нем Козырев погорел. Мне удалось доказать, что, несмотря на то, что физически коллекция принадлежит Козыреву, раз он ее оплатил, она – твоя интеллектуальная собственность. Если Козырев захочет, после конкурса сможет забрать платья себе.

– Ты сказал, после конкурса? – удивилась Надежда.

– Учитывая все случившееся, в качестве исключения администрация внесла твое имя в список участников конкурса.

Надежда расстроганно прошептала:

– Марк… Ты просто гений. Как мне тебя отблагодарить?

– Я скажу тебе об этом чуть позже, вот только останемся с тобой наедине, – он многозначительно поглядел на Викторию.

Надежда стукнула его по руке:

– Прекрати!

– Шучу! Но, если говорить серьезно, могу рассказать, для чего Козыреву была нужна победа дочери на конкурсе дизайнеров одежды.

– Ну?..

– Чтобы провернуть аферу и выиграть тендер на реконструкцию старинного особняка в центре Москвы. Козырев планировал приобрести его в собственность якобы для обустройства в нем Дома моделей.

– Не хочу про него слышать, – сказала Надежда. – Могу задать тебе личный вопрос?

– Прошу. Не стесняйся.

– Зачем в вечер приема тебе понадобился Шимаханский?

– Я хотел переговорить с ним по одному важному делу, – ответил Фридманович.

– Можешь сказать, по какому?

– Чтобы попросить скидку на антикварный комодик, который продается в его магазине.

– Зачем тебе комодик? – удивилась Надежда.

– У Марины день рождения. Хотел сделать ей подарок. – Спохватившись, Марк объяснил: – Жене подарил комодик, но люблю я только тебя!

Эпилог

Надежда вышла из больницы. На завтра была назначена выписка Астраханского, и ей многое предстояло сделать. Перво-наперво съездить на рынок и купить хорошего мяса, чтобы приготовить для него обед.

Услышав телефонный звонок, она вынула из сумочки трубку. Звонила Строганова, бывшая владелица портрета Грушеньки Зотовой.

– Здравствуйте, Валентина Ефимовна, – сказала Надежда. – Как ваши дела?

– Спасибо, хорошо. Простите, что беспокою, но, думаю, вам будет интересно узнать…

– Слушаю, говорите.

– После нашего разговора я достала старый альбом с фотографиями и пересмотрела его. Кажется, я знаю, куда делись сокровища из приданого.

Надежда спросила:

– Вы что-то обнаружили?

– Фотографию детской лечебницы в Подмосковье. Что-то вроде открытки. На ней написано: «Построено на пожертвования купца Первой гильдии Семена Порфирьевича Зотова в память о безвременно усопшей дочери».

– Жертва… – тихо проронила Надежда. – Он пожертвовал приданое Грушеньки на строительство детской лечебницы.

– Ну что же, – сказала Строганова. – Надеюсь, что больше никто не станет искать захороненное приданое. До свидания!

Ася остановилась, воткнула лыжные палки в снег и попыталась оттянуть рукав куртки, чтобы посмотреть на часы. Напрасный труд – перчатка задубела на морозе и не хотела гнуться. Поискала глазами солнце. Вон оно – белое, едва заметное на таком же белом небосводе, уже почти касается веток деревьев. Еще немного – и короткий зимний день перетечет в ночь. И тогда станет еще тяжелее. Правда, есть фонарики, но вряд ли Стас согласится ими воспользоваться – свет может выдать их местонахождение тому, кто идет по пятам. Или не идет? Ася обернулась, поглядела по сторонам. Кроме Стаса, чья спина маячит довольно далеко впереди, – никого. И почему она согласилась на эту авантюру? Ведь сразу поняла, что это не для нее! Сорок километров! Если посчитать дорогу на работу и обратно и прибавить походы по магазинам, столько она проходит за неделю.

Не останавливаясь, Стас оглянулся, недовольно махнул рукой, и Ася, сунув руки в петли палок, пустилась вдогонку.

– Ну ты чего? – спросил Стас, когда Ася с ним поравнялась. – Привала еще никто не объявлял. Сейчас спустимся, – он указал палкой на довольно крутой склон, – дальше будет распадок. Там накатанное место – можно и в темноте топать. Пройдем его, и останется всего ничего, километров тридцать.