Действительно, существовали вопросы, которые следовало решать, и достигнуть этого можно было лишь с помощью насилия. Война, при надлежащем управлении ею, безусловно, казалась предпочтительнее, чем такие альтернативные варианты, как угнетение или грабеж. Тем не менее насколько лучше было бы, если б войны вообще прекратились! Если бы смертный человек мог просто существовать в мире, гармонии и изобилии, не нуждаясь в том, чтобы инкарнации обуздывали его жестокость…
Но царство смертных было таким, каким было, а человеческая природа оставалась неизменной. Поэтому требовались разные инкарнации, и Мима с удовольствием выполнял необходимую службу. Его беспокоила не работа, а личная жизнь.
Ситуация за один день превратилась из неудовлетворительной в катастрофическую.
Однажды появилась Восторг и как будто вылила на него ушат холодной воды.
— Мима, я ухожу от тебя, — коротко бросила она.
— Ч-ч-ч-что?
— Я нашла очень милого смертного мужчину и переезжаю к нему.
— Т-т-т-т… — Мима вспомнил о речитативе. — Ты выходишь замуж за смертного?
— Нет. Мы будем вместе жить. Если не разбежимся, то потом, может быть, я выйду за него, но пока — никаких обязательств.
— Но ведь ты моя женщина! — запротестовал было Мима.
— Уже нет. Мима, — ответила Восторг. — Мы разошлись после того, как ты стал Марсом. У тебя твоя жизнь, а я нашла свою. Лучше нам обоим это признать и предпринять соответствующие шаги сейчас.
— Я не отпущу тебя! Я тебя люблю!
— И что же ты сделаешь? Начнешь за меня войну? — Она сочувственно улыбнулась. — Мима, ты никогда не любил меня. Ты любил мое тело и мою полную зависимость от тебя. А я любила то, что ты меня ценишь. Но мне не нравится твое нынешнее положение, и если я должна исполнять роль некоего сексуального объекта, то предпочитаю выступать в этом качестве как независимая сторона. Поэтому быть с Джоном лучше, чем с тобой, и я всего лишь признаю этот факт. Надеюсь, что мы мирно пойдем каждый своей дорогой, но, будет это по-дружески или нет, мы все равно разойдемся.
Если когда-то Восторг и была зависимой, то теперь зависимости и в помине не осталось! Миму так разозлило такое предательство, что он даже забыл о речитативе.
— Ну что же, прощай, — сказала Восторг, повернулась и вышла.
Только сейчас Мима увидел в соседней комнате Танатоса, готового доставить Восторг обратно в мир смертных. Оказывается, она явилась лишь для того, чтобы сообщить Миме свое решение.
Мима ощутил во рту вкус крови. От злости он прикусил язык. Теперь эта кровь порождала в нем ярость иного рода. Уж он разберется с ее Джоном!
Мима схватил Алый Меч и мысленно приказал перенестись в царство смертных. Ему было известно, где Восторг работает и живет; оттуда он сумеет выследить этого смертного мужчину Джона.
Но тут он задумался. Вправе ли он, воплощение Войны, применять свою власть таким исключительно эгоистичным, отрицательным образом? Причинять боль той, кого любит, или любил, или думал, что любит? Насколько это соответствует его собственному идеалу мира? А этот Джон… наверняка ни о чем не ведающий молодой человек, — ибо Восторг никогда не скажет смертному о своих отношениях с бессмертным. Мужчина, которому очень нравится Восторг, и ему, наверно, она нужна больше, чем он ей, и он хочет узнать ее как можно лучше…
Мима обдумывал свое положение. Нет, он не должен, да и не хочет причинять боль Восторг или ее другу. Он первым подаст пример, которому, как ему хотелось, смертные должны бы следовать, и примет неизбежное со всем смирением, на какое только способен.
Мима вышел в сад, пребывая в самом скверном расположении духа. Что правда, то правда: они с Восторг все больше отдалялись друг от друга, и даже хорошо, что она проявила инициативу. Но Мима познал радость любить и быть любимым сначала с Орб, а потом еще раз с Восторг; теперь он уже не мог переносить одиночество.
Орб. Где она сейчас?
Возникла Лила.
— Стало быть, она на тебя наплевала, — проговорила демоница.
Будь она проклята! Впрочем, она и так уже проклята.
— Не без твоей помощи, чертовка, — устало ответил Мима.
— Все равно она тебе не подходила. Может быть, раньше, когда вы играли в принца и принцессу среди смертных, но не в нынешних условиях. Тебе нужна женщина, которая понимает, что такое инкарнация.
— Правильно. Буду искать.
Она улыбнулась, глубоко вздохнув. На Лиле было одно из ее полупрозрачных переливающихся одеяний, распаляющих воображение сильнее, нежели полная нагота.
— Никто из смертных не годится. Мима. Тебе нужна женщина, принадлежащая Тому Свету.
— Танатос, кажется, довольно хорошо ладит со смертной.
— У Танатоса очень незаурядная смертная. Второй такой, как Луна, нет.
— Заблуждаешься, чертовка. У нее есть кузина Орб.
Лила выразительно пожала плечами:
— Так-то оно так, но все давно прошло, и вернуться ты не можешь.
— Не убежден. Я любил ее раньше, а она любила меня. Я мог бы снова любить ее.
Лила прошлась перед ним, соблазнительно изгибаясь.
— Ты порвал ту связь, когда бросил Орб ради другой женщины.
— Не по собственной воле!
— Как бы то ни было, ты оставил ее в весьма затруднительном положении. Видишь ли, она была тяжела.
— Тяжела?
— Ну да, ребенком. Со смертными, знаешь, такое случается.
— Беременна? Это невозможно!
— Можешь проверить по нитям Судьбы, Мима. Она носила твою дочь, родила ее после твоего бегства и отдала на воспитание. На том ваша любовь и закончилась. Очень сомневаюсь, что ей захочется пройти через все это снова.
— Но она никогда ничего мне не говорила!
— Она сама еще не догадывалась, когда ты ее бросит.
Мима был поражен:
— Если бы я знал!..
— К счастью, обитатели Того Света не беременеют. С ними получаешь только удовольствие, без всяких последствий. Так почему бы тебе не образумиться и не сделать то, чего так долго хочешь? — Лила вздрогнула, и ее одежды растаяли, как дымка. Она раскрыла объятия. — Я могу быть исключительно услужливой, Мима, и ничего не требовать взамен.
Он посмотрел на нее. Казалось, создание Ада вот-вот наконец одержит победу. Ее тело было прекрасным, но природа — демонической. Мима не сомневался, что она преданно служит своему повелителю, а хозяином ее был Сатана.
Мима опять почувствовал привкус крови. На сей раз он позволил инстинкту берсеркера взять верх.
Огромный Алый Меч оказался обнаженным и со свистом рассек воздух. От туловища Лилы отделилась голова и взлетела вверх. На лице было изумление; тело так и продолжало стоять. Крови не было.
