– Илона, милая моя,– прошептал он дрожащим голосом, словно прощаясь.– Как мало я тебя ценил и скупо любил…Эх, судьба злодейка, а жизнь – копейка.
Раздался настойчивый звонок. Еще один. Топот за дверью, потом угрожающий голос:
– Гражданка Лаврецкая, откройте! Милиция!
– Герман, объясни мне, что случилось? Я боюсь… – женщина доверчиво прижалась к нему. «Просчитался, переиграли меня,– навязчивая мысль сверлила его сознание.– Эти проклятые червонцы. Черт дернул меня положить их в карман. Все-таки они засекли любовницу и заманили в ловушку. Знала она об этом или нет?» Для него сейчас не было важнее вопроса. Дробич не смог бы ей простить предательства.
– Илона,– он жестко приподнял ее подбородок, заглянул в искренне испуганные глаза, словно пытался проникнуть в их глубь.– Отвечай, ты знала, что тебя пасут менты?
– Пасут? – оскорбилась она.– Я что, телка? Ну, и комплимент.
– Следят за тобой? Наружное наблюдение, – поправился он.
– Нет. Вот это новость! Зачем за мною следить?
Герман поверил, логически поразмыслив, что они не стали бы рисковать ее жизнью, и облегченно вздохнул. Он принялся энергично прокручивать ситуацию, отметая то один, то второй способ выхода из западни. Наконец решил прибегнуть к хитрости.
В дверь громко стучали, всполошив жильцов дома.
– Гражданка Лаврецкая, открывайте! Мы знаем, что вы дома, – прозвучал знакомый Даничу требовательный голос.– Проверка паспортного режима, прописки. В противном случае мы вынуждены будем взломать дверь.
Герман осторожно выглянул в окно. Двор был оцеплен милицией, у подъезда стояли автозак, три УАЗа и «Жигули». Через балкон уйти невозможно, подстрелят, как зайца. Тогда он пошел ва-банк.
– Реут, я тебя узнал! – прижимаясь спиной к стене, крикнул Дробич. – Слушай мои условия, майор. Здесь женщина. Вы отпускаете меня, оставляете у подъезда «Жигули» с полным баком горючего, а я сохраню ей жизнь. У меня два полных магазина. Ты знаешь, я стреляю без промаха, рука не дрогнет. Ее смерть будет на твоей совести, даю тебе пять минут.
В подтверждение своих намерений Герман громко взвел пистолет. За дверью притихли, видимо, совещаясь.
– Герман, неужели ты меня убьешь? – с ужасом в зрачках спросила Илона.
– Убью, рука не дрогнет! – на истерической ноте закричал он и ласково прижал женщину к себе. Бережно, словно ребенка погладил рукой.
– Дуреха, я скорее сам застрелюсь,– прошептал он и, кося глаз на дверь, крикнул:
– Майор, почему молчишь? Время истекает.
– Герман, не дури. Открой дверь, давай по-хорошему, – попросил офицер. – Надо уметь проигрывать. – По-хорошему, говоришь,– обозлился Дробич. – А когда меня из милиции турнули ни за что, ни про что, все молчали. Мне теперь терять нечего, всё одно – вышка. А ты, майор, может, еще генералом станешь, если я тебя сейчас не завалю…
– Дробич, будь мужчиной, оставь женщину! – потребовал Гаранин.
– А и ты здесь, – Герман узнал следователя. – Птица большого полета. Слетелось воронье, учуяли добычу. Но я легко не дамся, у меня граната Ф-1. Отправлю кое-кого к праотцам. Заказывайте себе гроб и музыку … вечную музыку.
Он обернулся к обомлевшей от страха Лаврецкой. Нежная жалость пронзила сердце.
–Ах. Илона – знойная женщина, погубила ты меня, – прошептал он в отчаянии. слишком поздно увидел, как на балконе метнулась чья-то тень.
– Свет, выключи свет! – крикнул он, целясь из пистолета. Она дрожащей рукой потянулась к выключателю.
Грохнул выстрел. Со звоном брызнули осколки обрушившегося стекла. Сползая по стене, окровавленный Герман судорожно успел нажать на спусковой крючок.
Опоздал на какую-то долю секунды. Пуля ударилась в потолок, выбив кусок штукатурки, упавшей на палас и зацепивший люстру.
Илона, потрясенная трагедией, не могла издать ни звука. Она машинально наклонилась к Герману, пытаясь поднять его непослушную голову. Резко одернула ладони, залитые кровью. Надрывный крик вырвался из ее груди. До нее смутно доходила суть случившегося.
Высадив из рамы дверь, в квартиру ворвались несколько человек. А через проем балконной двери поспешил снайпер.
– Слава Богу, жива, – глядя на вздрагивающие от рыдания женские плечи, произнес Реутов.
Межина по кличке Лысый, задержали на следующие сутки. Созерцая длинноногих, загорелых красоток в бикини, он нежился на ялтинском пляже. Двое дюжих парней подошли к нему и, подавив сопротивление, надели наручники. Чтобы не смущать курортную публику, набросили на его руки полотенце, затолкали в автомобиль.
Р. S. Спустя год у обочины дороги, ведущей в Залесье, был сооружен скромный обелиск, окруженный низкой чугунной оградой, в память о кассире и водителе, погибших при исполнении служебных обязанностей. Редкий водитель проедет мимо, не посигналив, а прохожий обязательно остановится и склонит голову в скорбном молчании.
РОДНАЯ КРОВЬ
1
В солнечный июльский день братья Харчевы встретились на нейтральной полосе. Так они в шутку называли небольшую квартиру матери Дарьи Андреевны. Братья присели за столом на кухне, а мать ушла в комнату, чтобы не мешать их деловому разговору. Старший, Кирилл, достал из холодильника заранее припасенную бутылку союз-виктановской водки “Фаворит” и водрузил ее на стол. Младший, Анатолий, поставил стаканы, бутерброды с колбасой и сыром, соленые огурцы, заботливо приготовленные матерью.
– Время сейчас, Толян, такое, кто опоздал, тот проиграл,– на правах старшего, распечатав бутылку, начал Кирилл.– Ты видишь, на каждом углу комки, как грибы после дождя появляются. Чем только не торгуют – спиртным, сникерсами, памперсами, тампоксами… потому, как товар – деньги самый надежный бизнес. Всегда живые деньги, которые можно пустить в оборот и наварить прибыль.
Он сделал паузу, наполнил стаканы.
– Давай, братан, выпьем за удачу,– произнес он и крякнул от удовольствия.– Хороша водочка. Недаром ликероводочная фирма «Союз – Виктан» призы и дипломы на выставках и дегустациях получает и экспортирует свою продукцию за кордон.
– Да, водка отменная,– подтвердил Анатолий, закусывая огурцом.
– Я вот инженером на заводе работаю, – продолжил разговор Кирилл.– Три месяца зарплату не дают, к тому же оклад – кот наплакал. Рабочих сокращают или в неоплачиваемые отпуска выталкивают. Нет заказов, нет финансов. И чем дальше, тем хуже, никаких перспектив. Скоро возьмутся за сокращение ИТР. Я не хочу ждать, когда меня за ворота выставят. Кушать каждый день хочется. Семью кормить, одевать надо. Ты поди тоже едва концы с концами сводишь?
– Ты прав, братец, – вздохнул младший. – На автобазе тоже туго. Прибыльных рейсов нет, горючее и запчасти дорогие. Не выгодно стало баранку крутить. Иногда левый груз подвернется, но это все мелочи. Алиса моя ворчит, что мало денег приношу, мол, на любовницу трачу. Мол, стал нахлебником, грозит за порог выставить. Ты ведь ее знаешь, сварливая хохлушка – палец в рот не клади…
