— Это всего лишь волосы, — попыталась утешить его Сарсин. — Отрастут.
— Да, — вздохнул Арин, — но есть вещи, которых уже не вернуть.
День плавно превратился в вечер. Почти целые сутки прошли с Зимнего бала и еще больше с тех пор, как Кестрель в последний раз спала. Она не смыкала глаз, уставившись на входную дверь ее покоев.
Дверь открылась. Арин шагнул внутрь и тут же отшатнулся, будто испугавшись Кестрель. Он схватился рукой за косяк и уставился на нее, однако ничего не сказал по поводу того, что она до сих пор одета в черный боевой костюм. Не спросил о неровно остриженных волосах, которые теперь доходили ей до плеч.
— Вставай, идем со мной, — велел он.
— К Джесс?
Он поджал губы.
— Нет.
— Ты обещал мне. Видимо, правду говорят, что у гэррани чести нет.
— Я отведу тебя к ней, как только будет возможность. Сейчас я не могу.
— Когда?
— Кестрель, пришел Плут. Он хочет поговорить с тобой.
Она сжала руки в кулаки. Арин вздохнул.
— Я не могу ему отказать.
— Потому что ты трус.
— Потому что, если я ему откажу, будет хуже для тебя.
Кестрель вздернула подбородок.
— Я пойду, — заявила она, — если ты перестанешь притворяться, что делаешь что-то ради меня.
Арин не стал говорить то, что и так было очевидно: она ничего не решает. Он просто кивнул.
— Будь осторожна, — попросил он.
Плут был одет в валорианский камзол, который Кестрель уже видела прошлой ночью, только на губернаторе. Он сидел по правую сторону пустого обеденного стола, но встал, когда увидел Арина с Кестрель, и подошел поближе.
Окинув ее взглядом, произнес:
— Арин, у твоей рабыни совершенно дикий вид.
От усталости мысли Кестрель путались, как блестящие осколки зеркала, подвешенные на ниточках. Слова Плута беспорядочно завертелись у нее в голове. Арин, стоявший рядом, насторожился.
— Ну не обижайся, — усмехнулся Плут. — Хвалю твой вкус.
— Чего ты хотел, Плут? — произнес Арин.
Тот потер нижнюю губу большим пальцем.
— Вина. — Он посмотрел прямо на Кестрель. — Принеси.
Важен был не сам приказ. Важно было то, как Плут его произнес: он первый отдал его валорианке. В конечном итоге этот приказ означал одно: подчиняйся.
Кестрель справилась с собой только потому, что знала: если она станет упрямиться, Плут только обрадуется, но она по-прежнему не могла сдвинуться с места.
— Я принесу, — сказал Арин.
— Нет, — остановила его Кестрель. Она боялась оставаться наедине с Плутом. — Я пойду.
На секунду Арин замер в нерешительности. Потом подошел к двери и подозвал служанку-гэррани.
— Пожалуйста, отведи Кестрель в винный погреб, а потом проводи ее обратно.
— И смотри, выбери самое лучшее, — бросил Плут вдогонку Кестрель. — Ты-то разбираешься.
Его блестящие глаза следили за ней, пока дверь не закрылась.
Кестрель вернулась с бутылкой валорианского вина. На этикетке был написан год Гэрранской войны. Она поставила бутылку на стол перед мужчинами. Челюсти Арина напряглись, и он еле заметно покачал головой. С лица Плута исчезла улыбка.
— Это самое лучшее, — сказала Кестрель.
— Наливай. — Плут резко пододвинул к ней свой бокал.
Она вынула пробку, наклонила бутылку и продолжила лить до тех пор, пока вино не потекло через край, по столу и вниз.
Плут вскочил, отряхивая красные капли с краденой одежды.
— Будь ты проклята!
— Ты сказал наливать, но не сказал, когда остановиться.
Кестрель не знала, что бы произошло, если бы не вмешался Арин.
— Плут, прошу тебя, перестань играть с тем, что принадлежит мне.
Ярость Плута улетучилась с пугающей скоростью. Он снял забрызганный камзол, оставшись в простой рубашке, и промокнул вино дорогой тканью.
— Нестрашно, у меня их теперь полно. — Он отбросил камзол в сторону. — Столько людей умерло. Но давайте перейдем к делу.
— Да, был бы весьма признателен, — ответил Арин.
— Нет, ты его послушай, — дружелюбно обратился Плут к Кестрель. — И дня не прошло, а наш Арин уже снова вылитый аристократ. В глубине души он всегда им оставался, даже в каменоломнях. То ли дело я, простолюдин!
Кестрель промолчала, и Плут продолжил:
— У меня для тебя небольшое задание, милочка. Я хочу, чтобы ты написала письмо отцу.
— Полагаю, я должна сообщить ему, что все в порядке, чтобы ваша революция как можно дольше оставалась в тайне.
— На твоем месте я бы радовался. Ради таких писем мы оставили в живых многих валорианцев вроде тебя. Хочешь жить — приноси пользу. Впрочем, я вижу, что ты полезной быть не желаешь. Помни: чтобы написать письмо, все пальцы не нужны. Трех на каждую руку вполне хватит.
Дыхание Арина превратилось в шипение.
— Чтобы я залила бумагу кровью? — холодно возразила Кестрель. — Сомневаюсь, что генерал поверит в рассказы о моем прекрасном самочувствии. — Плут хотел что-то ответить, но она его перебила: — Да, знаю, ты с удовольствием придумаешь еще целый список разнообразных угроз. Не стоит труда. Я напишу письмо.
— Нет, — сказал Арин. — Ты его напишешь под мою диктовку. Иначе ты можешь предупредить отца с помощью шифра.
Сердце Кестрель оборвалось. Именно это она и собиралась сделать. Когда ей дали чернила и бумагу, Арин начал:
— Дорогой отец.
Перо в ее руке дрогнуло. Горло сжалось, и ей пришлось задержать дыхание. Ну и хорошо, пусть буквы будут неровные. Отец сможет обо всем догадаться по почерку.
— Бал прошел лучше, чем я ожидала, — продолжил Арин. — Ронан сделал мне предложение, и я его приняла. — Он помедлил. — Полагаю, это тебя расстроит, но тебе придется послужить империи за нас обоих. Я знаю, ты справишься. Я также знаю, что ты не удивлен. Я сразу дала тебе понять, что не выберу армию, а в чувствах Ронана ко мне давно не было сомнений.
Кестрель оторвала перо от бумаги, задумавшись о том, когда Арин понял то, что она сама так долго отказывалась видеть. Где теперь Ронан? Наверное, ненавидит ее? Что ж, она и сама себя ненавидит.
— Надеюсь, ты порадуешься за меня, — закончил Арин. Кестрель не сразу поняла, что он все еще диктует. — Теперь подпиши.
В обычных обстоятельствах она написала бы все именно так. Как же она подвела отца! Арин видел ее насквозь, понимал, что творится у нее на душе и в голове, знал даже, как она разговаривает с близкими ей людьми. А вот Кестрель его совсем не знала.
