Васильев к тому времени от постоянных удач и сознания собственной безгрешности расслабился настолько, что не почувствовал никакого подвоха. Только подумал о заведующей нехорошо: «Дура тормознутая, как такую только в начальниках держат?»
Арест и последовавшее за ним обвинение в мошенничестве стали для Васильева такой же ошеломляющей неожиданностью, какой стал для очевидцев взрыв Тунгусского метеорита. Во время следствия и на суде он твердил о своей невиновности, о том, что из гуманистических соображений помогал улучшать эпидемиологическую обстановку, и о том, что деньги в сумме четырех тысяч рублей ему подбросили. Сам он их никогда бы не взял. Своим упорством он настолько достал судью, что вместо условного срока получил два года отсидки (совсем как доктор Зелинский, герой рассказа «Психопат»).
Освободившись, Васильев устроился врачом приемного отделения в одну из московских больниц и работает там по сей день. К поликлинической работе у него сформировалась стойкая идиосинкразия.
Летальные стереотипы, или primum non nocereСпросите у ста человек — что нужно делать для помощи эпилептику во время припадка? — и девяносто девять ответят: «Нужно вставить ему между зубами что-то твердое (как вариант — разжать челюсти), чтобы он не прикусил или не проглотил бы свой язык». Один человек скажет: «Нужно сильно-сильно ущипнуть его и дать понюхать нашатыря».
На самом же деле нужно подложить эпилептику под голову что-то мягкое и вызвать врача.
Лето, июль. Поезд Москва — Минеральные Воды подходит к Ростову-на-Дону. Пассажиры, притомившись от жары и долгого общения друг с другом, откровенно скучают.
Вдруг по вагону со скоростью болида, сметая всех стоящих в коридоре, проносится проводница.
— Врача! Врача! В СВ! Врача! Врача!
В первый момент я даже обрадовался — хоть какое-то дело, а то тоска смертная. Выскочил из купе и пошел в ту сторону, откуда прилетел болид. Вся нужная информация у меня имелась — в спальном вагоне кому-то нужен врач. Не было только ничего для оказания помощи, но я точно знал, что в поезде, в каждом вагоне, должна быть аптечка. И еще, кажется, своя аптечка есть у начальника поезда. Так что найдется чем полечить.
Коридор спального вагона удивил меня своей пустотой и закрытыми дверями купе. Обычно вокруг человека, которому стало плохо, сразу же собираются доброхоты-советчики или же просто наблюдатели. А тут — никого. И — тишина, относительная тишина, поездная. Только стук колес слышен. Нет — еще что-то стучит. Мелко и тихо. Т-т-т… Т-т-т… Т-т-т…
Единственное купе с открытой дверью было залито кровью. Залито в прямом смысле этого слова. Казалось, что какой-то безумный маляр решил полить купе красной краской прямо из банки…
…На очередное практическое занятие доцент Малофеев принес пакет с томатным соком. Мы, студенты четвертого курса, очень этому удивились, потому что знали о привычках Малофеева. Он пил только водку. И во время практических занятий тоже. У него на столе стоял графинчик якобы с водой, но, когда Малофеев наливал свою «воду» в стакан, по кабинету разносился спиртной дух. А тут вдруг — сок, причем накануне зачета. Студентов настораживают любые перемены, происходящие с преподавателями, а уж те, которые происходят накануне зачетов и экзаменов, настораживают втройне.
Малофеев взял стакан, налил в него сок из пакета и… выплеснул сок на пол. «Белая горячка, — дружно подумали мы. — Небось, огненных чертиков решил соком погасить…» Но мы ошиблись. Никакой белой горячки у Малофеева не было, она случилась двумя месяцами позже, но это уже совсем другая история.
— Обратите внимание! — Малофеев поднял кверху указательный палец. — Я вылил на пол всего двести миллилитров томатного сока. А лужа на полу получилась просто огромной. Спроси я кого-то из вас: «Сколько сока пролилось на пол?», так вы бы ответили: «литр или полтора». Если бы не видели, конечно, что я вылил всего лишь стакан. Ответили бы?
Мы закивали — да, ответили бы. Лужа и впрямь была впечатляющая — на полкабинета.
— А теперь я вылью весь пакет! — объявил Малофеев.
Он встал и начал ходить по кабинету, поливая пол соком.
— Это не «белка», а шиза! — прошептал мне сосед.
— Ну как? — спросил Малофеев, когда пакет опустел. — Впечатляет? А ведь это всего лишь литр. А кажется, будто пять. Вот вам домашнее задание. Берете литр томатного сока. Сначала выливаете на пол полстакана, то есть сто миллилитров. Смотрите на лужу, запоминаете ее размеры. Затем выливаете еще сто миллилитров. И продолжаете выливать по сто до тех пор, пока пакет не опустеет…
Я представил, что со мной сделает мама, если я попробую сделать дома нечто подобное. Даже с учетом того, что я ее единственный и любимый сын.
— И у вас больше никогда не будет проблем с определением объема кровопотери на глаз! — торжественно провозгласил Малофеев. — А теперь уходите, занятие окончено, надо пол вытереть…
Судя по всему, в купе пролилось не менее полутора, а то и двух литров. Смертельная кровопотеря. Потерявший кровь лежал на левой от двери полке. Я сразу понял, что он мертв. На правой полке, обхватив голову руками, сидел живой мужчина. Его зубы выбивали ту самую дробь «т-т-т…», которую я услышал из коридора. На полу в луже крови, которую не могла впитать ковровая дорожка, лежал раскрытый складной нож. Внушительных таких размеров, чуть ли не мачете.
Мне стало ясно, почему в коридоре никого не было. Картина не располагала к созерцанию, а уж к даче советов — тем более. Первой моей мыслью было бежать за помощью, пока этот маньяк не набросился на меня со своим замечательным ножом. Но тут мой взгляд вернулся к лицу покойника.
Мимические мышцы сведены судорогой, зубы оскалены, передние резцы обломаны едва ли не наполовину…
— Аптечку мне, срочно! — гаркнул я во все горло.
При помощи оплеухи и нашатырного спирта я быстро привел живого в чувство.
— Эпилептический приступ был у соседа? — спросил я.
— Д-д-да! — ответил он.
— Ножом пытались зубы разжать?
— Д-д-да! Я н-н-не п-п-понимаю, ч-ч-что п-п-произошло…
А что тут понимать? Все ясно. Разумеется, просовывать нож между сомкнутыми зубами удобнее и логичнее острым краем, то есть лезвием. Порезать при этом язык очень легко. Язык снабжается кровью очень щедро, и кровотечения при ранениях языка бывают очень опасными. Недаром же в Японии существовал такой способ самоубийства, как откусывание собственного языка. Гарантия смертельного исхода при этом была стопроцентной — человек или захлебывался собственной кровью, или умирал от кровопотери.
Сосед по купе неожиданно выдает эпилептический припадок. Попутчик решает помочь. Достает нож и пытается разжать стиснутые челюсти. Челюсти стиснуты как следует, эпилептик трясется, попутчик нервничает, прилагает больше усилий… Зубы крошатся, лезвие ножа проникает в ротовую полость и разрезает язык. Изо рта ударяет фонтан крови… Убийство по неосторожности, пускай и из благих побуждений. Классический пример медвежьей услуги.
