Его окружала темнота леса, и, не будь слышно криков челяди барона, жгущей его дом, было бы настолько же тихо, насколько темно.
Тибо уселся под деревом и уронил голову на руки.
В последние сорок восемь часов события развивались так стремительно, что у башмачника не было недостатка в темах для размышления.
Только последние двадцать четыре часа, которые он прожил в чужом облике, казались ему сном.
Он не решился бы утверждать, что вся история барона Рауля, графини Джейн и сеньора де Мон-Гобера произошла на самом деле.
Услышав звон часов на колокольне в Уаньи, Тибо поднял голову.
Било десять.
Десять часов!
В половине десятого он еще умирал в облике барона Рауля у кюре из Пюизе.
— Ах, черт возьми! — сказал он. — Я должен знать точно. Отсюда до Пюизе не больше льё, я буду там через полчаса. Я хочу убедиться, что барон Рауль в самом деле мертв.
В ответ на заданный Тибо самому себе вопрос раздался жуткий вой.
Тибо огляделся: вернулись его телохранители. Предводитель волков вновь обрел свою стаю.
— Ну, волки, единственные мои друзья, в путь! — сказал он.
И он через лес отправился в Пюизе.
Слуги сеньора Жана, ворошившие последние угли горящей хижины, видели, как мимо пронесся призрак человека, за которым бежали двенадцать волков.
Слуги барона перекрестились.
Теперь они, более чем когда-либо прежде, были уверены, что Тибо — колдун.
Кто угодно поверил бы в это, увидев, с какой стремительностью — быстрее любого из своих спутников — Тибо меньше чем за четверть часа пробежал расстояние, отделявшее Уаньи от Пюизе.
У первых домов деревни Тибо остановился.
— Друзья-волки, — сказал он. — Сегодня ночью я в вас не нуждаюсь; напротив, я хочу остаться один. Развлекайтесь в соседних овчарнях: я даю вам полную свободу действий. А если на вашем пути встретятся несколько двуногих тварей, именуемых людьми, друзья-волки, забудьте, что они считают себя созданными по образу и подобию Творца, и не отказывайте себе в удовольствии полакомиться их плотью.
Радостно подвывая, волки разбежались во все стороны.
Тибо продолжал путь.
Он вошел в деревню.
Дом кюре стоял по соседству с церковью.
Тибо сделал крюк, чтобы не идти мимо креста.
Он подошел к дому. Заглянув в окно, он увидел горевшую у изголовья постели свечу.
Постель была накрыта простыней, под которой вырисовывались очертания застывшего тела. Дом казался пустым.
Кюре, несомненно, пошел заявить мэру деревни о покойнике.
Тибо вошел и окликнул кюре. Никто не ответил.
Тибо подошел прямо к постели.
Под простыней действительно лежал труп.
Тибо поднял простыню и узнал сеньора Рауля.
Вечность наделила его спокойной и роковой красотой.
При жизни его черты казались слишком женственными; смерть придала им сумрачное величие.
На первый взгляд можно было принять его за спящего, но, присмотревшись внимательнее, в его неподвижности вы узнали бы сон более глубокий.
Вы догадались бы о присутствии королевы, у которой коса вместо скипетра, саван вместо мантии.
Здесь присутствовала Смерть.
Тибо оставил дверь открытой.
Ему показалось, что он слышит легкие шаги.
Тибо спрятался за зеленой саржевой занавеской, закрывавшей дверь в глубине алькова: если сюда войдут, он сможет убежать через эту дверь.
У входа в дом остановилась в нерешительности женщина в черном, под черной вуалью.
Рядом с ней показалась вторая и заглянула внутрь.
— Я думаю, что госпожа может войти: никого нет; кроме того, я посторожу.
Женщина в черном вошла, медленно приблизилась к постели, остановилась, чтобы отереть пот со лба, затем решительно подняла простыню, которой Тибо снова покрыл лицо мертвеца.
Тибо узнал ее: это была графиня.
— Увы! Мне не солгали! — проговорила она. Упав на колени, она стала молиться и плакать. Окончив молитву, она поднялась, поцеловала бледный
лоб усопшего и посиневшие края раны, через которую вылетела душа.
— О, мой возлюбленный Рауль, — прошептала графиня. — Кто назовет мне имя твоего убийцы? Кто поможет мне отомстить?
Едва успев договорить, графиня вскрикнула и отскочила назад.
Ей показалось, что она слышит голос, ответивший:
— Я!
И складки занавески из зеленой саржи зашевелились.
Но графиня была не из робких. Взяв горевшую у изголовья свечу, она заглянула в промежуток между стеной и зеленой занавеской. Там никого не было.
Графиня увидела только закрытую дверь.
Поставив свечу на место, графиня достала из сумочки золотые ножницы, отрезала у покойного прядь волос, положила эту прядь в мешочек из черного бархата, висевший у нее на груди, снова поцеловала лоб покойного, покрыла ему голову простыней и вышла.
На пороге она встретилась со священником и отступила, прячась под вуалью.
— Кто вы? — спросил священник.
— Скорбь, — ответила она. Посторонившись, священник пропустил ее. Графиня и ее служанка пришли пешком; ушли они тоже пешком.
От Пюизе до Мон-Гобера всего четверть льё. Примерно на половине дороги от ствола ивы отделился прятавшийся за ним человек и преградил путь двум женщинам.
Лизетта закричала.
Но графиня бесстрашно подошла к этому человеку.
— Кто вы? — спросила она.
— Тот, кто сказал «я», когда вы спрашивали, назовет ли вам кто-нибудь имя убийцы.
— Вы поможете мне за него отомстить?
— Когда вам угодно.
— Сейчас?
— Здесь неподходящее место.
— Предложите лучшее.
— Ваша комната, например.
— Мы не можем вернуться вместе.
— Нет; но я могу пройти через пролом в стене; мадемуазель Лизетта встретит меня у развалин, где господин Рауль ставил своего коня; она может провести меня по винтовой лестнице и впустить в вашу спальню. Если вы будете в вашей туалетной комнате, я подожду вас, как позавчера господин Рауль.
Обе женщины задрожали с головы до ног.
— Кто вы такой, что вам известны все эти подробности? — спросила графиня.
