Глава 27
Понедельник, 11 февраля 2008 года
Вдова
Естественно, она тоже дает показания. Вот они, ее «пять минут славы». Она целиком в черном, с красным бейджем «Найдите Беллу!». Я всячески стараюсь избегать ее взгляда, но она проявляет настойчивость, и глаза наши встречаются. Меня бросает в жар, краска заливает лицо, и я быстро отвожу взгляд. Больше такого повториться не должно. Она в упор таращится на Глена, но тот благоразумно на это не реагирует, глядит прямо перед собой.
Непроизвольно я начинаю вслушиваться в ее изложение произошедшего, о чем я сотни раз уже слышала и читала с тех пор, как пропала ее крошка. Дневной сон, потом время поиграть, пока мама готовит чай. Потом Белла, смеясь, выбегает из дома в садик вслед за котом Тимми. А потом Доун понимает, что девочки больше не слышно. Наступает тишина.
В зале суда сразу делается тоже очень тихо. Мы все как будто слышим эту страшную тишину. Это мгновение, когда исчезла Белла.
Тут Доун начинает рыдать и со стаканом воды возвращается на свое место. Очень эффектно! Присяжные сидят, явно расчувствовавшись, и пара женщин постарше как будто тоже готовы в любой момент заплакать. Я же возмущена: все идет не так, как надо! Как они не понимают, что это ее вина! Мы с Гленом оба так считаем. Это она бросила малышку без присмотра. Это она мало о ней заботилась.
Глен между тем сидит невозмутимо, происходящее в зале как будто прокатывается мимо него, словно все это творится с кем-то другим.
Когда мамашка приходит в себя, судья разрешает ей сидя закончить дачу показаний, и Глен склоняет голову набок, слушая, как та сперва несется по соседям, потом звонит в полицию и все ждет новостей, пока везде идут поиски.
Обвинитель даже говорит с ней каким-то особым тоном – словно та сделана из хрупкого стекла:
– Большое вам спасибо, мисс Эллиот. Вы очень мужественно держались.
Меня так и подмывает закричать: «Вы были очень плохой матерью!» – но знаю, что не должна этого делать. По крайней мере, не здесь.
Настает черед нашего адвоката – пожилого дядьки довольно пугающей наружности, который при каждой встрече крепко пожимал мне руку, но ничем больше не выказывал, что знает, кто я вообще такая.
Едва вопросы делаются жестче, мамашка снова принимается рыдать, однако в голосе у барристера никакой отзывчивости не слышно.
Доун Эллиот настойчиво твердит, что ее детка пропала у нее из виду на какие-то считаные минуты, – но все мы знаем, что это не так.
Присяжные начинают поглядывать на нее куда суровее. Давно уже пора.
– Вы верите, что Белла еще жива, не так ли? – спрашивает барристер.
По залу пробегает шепоток, и мамашка опять начинает всхлипывать. Наш защитник особо подчеркивает, что она вовсю продает свои россказни прессе, отчего Доун заметно обозляется и говорит, будто деньги эти нужны для ее кампании.
Один из журналистов быстро снимается с места и уходит, зажав в руке блокнот.
– Торопится скорее вписать эту фразу в свою новостную колонку, – шепчет мне на ухо Том и подмигивает. Видимо, это, значит, гол в нашу пользу.
Когда все вроде бы приходит к концу, когда полиции велят прекратить наконец фокусничать с Гленом и его освобождают, я как будто совершенно деревенею. Теперь моя очередь чувствовать, словно это все происходит с кем-то другим.
Когда мы с Томом Пэйном скрываемся в одной из комнат для свидетелей, он отпускает наконец мою руку, и мы стоим, пытаясь выровнять дыхание. Какое-то время ни один из нас не способен что-либо сказать.
– Теперь он может вернуться домой? – спрашиваю я адвоката.
Голос у меня вдруг делается не таким, как всегда: после этого шума в зале суда он звучит как-то незнакомо и безжизненно.
Том кивает и принимается возиться со своим портфелем. А потом ведет меня по лестнице вниз – туда, где камеры, – чтобы я могла повидать Глена. Моего Глена.
– Я всегда говорил, что правда непременно выплывет наружу! – торжествующе восклицает он, замечая меня у двери. – Наша взяла, Джинни! Черт возьми, мы это сделали!
Добравшись до мужа, крепко обхватываю его руками. Я долго стою так, держа его в объятиях, и благодаря этому мне ничего не надо говорить – потому что на самом деле я даже не знаю, что ему сказать. Он такой счастливый – сияет как мальчонка! Даже порозовел от радости и все посмеивается. Явно не очень себя контролирует. У меня же в голове единственная мысль: мне предстоит с ним вернуться домой. Остаться наедине. Что будет дальше, когда за нами закроется входная дверь? Я слишком много узнала о человеке, за которым замужем, чтобы в нашей жизни все оставалось как прежде.
Глен пытается меня приподнять и даже покружить, как он любил делать, когда мы были помоложе. Но сейчас в помещении слишком много людей: адвокаты, барристеры, тюремные надзиратели. Все они плывут передо мной по кругу, становится очень трудно дышать. Заметив это, Том поскорее выводит меня в прохладный коридор, усаживает, приносит стаканчик воды.
– У вас сейчас столько переживаний, Джин, – мягко произносит он. – Все так неожиданно. Впрочем, все мы очень надеялись, что рано или поздно это произойдет. Вы так долго ждали этого момента.
Я поднимаю голову, однако Том избегает моего взгляда. Больше мы об этом не заговариваем.
Я все думаю о том молоденьком полицейском, который прикинулся женщиной, чтобы попытаться добыть правду. Когда Том рассказывал мне об этом новом «доказательстве», я думала, парень разыгрывал из себя проститутку. Но, поглядев на него в суде, увидев, как он держится на свидетельской трибуне, когда вокруг все от его показаний покатываются со смеху, – я прониклась к нему сочувствием. Парень на все был готов пойти, лишь бы найти маленькую Беллу.
В коридор выходит Глен. Том тут же торопится к нему, снова пожимает руку. И мы уходим.
На тротуаре у здания суда Доун Эллиот рыдает перед многочисленными камерами.
– Поосторожней бы она там болтала, – роняет Том, когда мы вынужденно останавливаемся у дверей позади сгрудившейся толпы.
Доун откровенно купается во внимании, в свете фотовспышек и многочисленных телекамер, а снующие вокруг журналисты то и дело спотыкаются о тянущиеся под ногами кабели, пытаясь подобраться к ней поближе. Доун говорит, что никогда не сложит руки и не перестанет искать свою девочку, что та непременно где-то ее ждет, что она, мать, обязательно выяснит, что же на самом деле случилось с ее крошкой. Когда она заканчивает, друзья уводят Доун к поджидающей машине, и она уезжает.
Наступает наша очередь. Глен решает, что вместо него адвокат Том должен зачитать заявление. Впрочем, барристер сам это предложил и сам же его и написал. Мы выходим к толпе – и тут поднимается такой шум, что меня в буквальном смысле потрясает. Гул сотен голосов, одновременно что-то выкрикивающих, закидывающих нас вопросами, не дожидаясь ответов, требуя со всех сторон внимания.
