Существует мнение, что дети в материнской утробе как раз засыпают, если их качают, а вовсе не просыпаются, но Снежана об этом не знала. Во всяком случае, она поняла, что заставить малыша двигаться, когда ей этого хочется, она не может, и это было немного обидно.
В остальном ребенок был хорошим собеседником – всегда выслушивал и никогда не перебивал. Ему можно было пожаловаться, даже и на него самого.
– Вот, блин, навязался ты на мою голову! – говорила Снежана. – Сижу теперь здесь из-за тебя. А если б тебя не было – не сидела бы! Это точно. Так что ты как хочешь, а я сделаю аборт.
Если в ответ на эти слова младенец затихал, то Снежана говорила так:
– Ах, тебе, значит, все равно?! Так ты сказал бы своей адвокатше, что тебе по фигу, и она меня бы выпустила. А так я тут мучаюсь, света белого не вижу, забыла, какого цвета листья на деревьях, а ему по фигу!
Если же младенец после слов об аборте начинал усиленно трепыхаться, Снежана старалась его успокоить.
– Ладно, ладно, не прыгай там! Я подумаю. Может, и рожу тебя, раз уж так получилось. Рожу и оставлю в роддоме!
Малыш не переставал буйствовать.
– Ладно, не сердись ты! Но сам подумай – куда мне с тобой? Мы с твоим папашкой живем плохо, разведемся, наверное, скоро. И с детьми я не умею. Я вот даже с Кристинкой общаться не научилась, а что будет, когда родишься ты? Вот разведемся мы с Преображенским, и как я буду жить с вами двумя на руках – скажи?
Если малыш на время затихал, Снежане казалось, что он с ней согласен.
– Видишь, ты сам все понимаешь! – говорила она. – Папашка ведь твой – кобелина позорный! Он и раньше, сучок, мне рога наставлял. Я уверена, хотя и доказать не могу. Ты не представляешь, как это отвратно и тошнотно! Ну а если ты девочка, то представишь когда-нибудь. Все они кобели… Ну, чего ты там опять запрыгал?! Думаешь, не все кобели? Много ты понимаешь! Наверное, ты все-таки мальчик, поэтому его и защищаешь! А если девочка – значит, ты просто дура! Сама, наверное, еще на ладошке помещаешься, а споришь с матерью!
Малыш затихал.
– Вот так-то лучше! – говорила Снежана. – А то спорит он! Блин, если бы ты знал, как мне хочется в ванную! От меня, наверное, воняет, как от бомжички. И голова чешется – ужас. Наверное, уже вши завелись. И все из-за тебя! А твой папашка, наверное, сейчас с какой-то мымрой кувыркается. Привез, скотина, своего Верунчика из… куда она там укатила! И, главное, я, когда отсюда выйду, даже предъявить ему ничего не смогу! Он, козлина, скажет – я думал, что ты померла или с другим мужиком убежала, а значит, не обязан был верность хранить. И что я ему на это скажу, а?! Эта больная, твоя защитница, думала об этом, когда меня к этой трубе приковывала, скажи?
В другой раз она начинала переживать о матери и дочери.
– Мама плачет, наверное. Моя мама, а твоя, значит, бабушка, – поясняла она. – Она, наверное, думает, что я умерла, – нормально?! Горюет, конечно. Если б только можно ей было сообщить, что я живая, – было бы еще ничего. А так прямо сердце кровью обливается. И все из-за тебя, блин! Вот точно – аборт сделаю! Ладно, ладно, не прыгай так! Не буду. Куда уж тебя деть – живи, раз завелся! У тебя есть сестричка. Знаешь? Зовут Кристиной. Она с бабушкой живет, но я по ней скучаю, честно! Как выйду отсюда, заберу ее, сто пудов. Пусть с мамкой живет! Будете с ней играться. Или не будете? Я в семье одна росла, не знаю, играются дети с такой разницей в возрасте или нет. Ничего, поживем – увидим!
В таких разговорах проходили дни. Дни складывались в неделю, другую, третью…
Лёка не слышала всех этих разговоров. Если бы не необходимость кормить Снежану, она совсем потеряла бы контакт с реальностью. Только Снежана и ее нерожденный ребенок держали Лёку здесь.
И еще – боль в почках. Раньше Лёка думала, что самая сильная боль на земле – боль в зубе, когда инструмент стоматолога касается живого нерва. Но оказалось, что боль в почках может быть сильнее. Иногда она была просто запредельной. Во время таких приступов Лёка валилась на кровать. От боли ее рвало.
Уже давно были выпиты все таблетки. Уже много дней Лёка постоянно ходила полусогнутой, в толстом платке, перевязанном вокруг талии на манер широкого пояса. Таким образом ее почки всегда оставались в тепле, но, откровенно говоря, и это не помогало. Могли бы помочь капельницы, но в больницу Лёка, естественно, не шла. Запертая в фотолаборатории Снежана привязала Лёку к дому так же, как она сама привязала к железной трубе свою пленницу.
Лёка не знала, что с недавних пор страдает напрасно. Парадокс состоял в том, что теперь она могла безбоязненно отпустить Снежану на все четыре стороны!
Лёка не знала, что с тех пор, как Снежана начала разговаривать со своим ребенком, с тех пор, как она признала его ЧЕЛОВЕКОМ, малышу больше ничего не угрожало.
Теперь Снежана просто не смогла бы его убить.
Глава 15
Освобождение
Был вечер, когда Лёка, шаркая ногами, как столетняя старуха, вползла в фотолабораторию.
Она очень изменилась за последнее время. Джинсы болтались на ней, как одежда взрослого на подростке. Щеки впали, нос заострился, лицо стало желтовато-серым.
Она принесла Снежане миску с кашей и кружку воды.
Когда Лёка ставила еду на стол, то Снежана увидела, что руки той сильно дрожат. Стало страшно.
– Лёк, что с тобой? – спросила она. – Руки аж прыгают! Может, тебе врача?
– Нет, – проскрипела в ответ Лёка.
Даже этот ответ дался ей с трудом.
Снежана пожала плечами, покачала головой, зачерпнула ложкой кашу и направила ее в рот.
– Тьфу! – сказала она, проглотив кашу. – Мало того что горькая, еще и несоленая совсем! Нет, подруга, я все понимаю, но такое есть не могу. Совсем не могу.
– Сейчас принесу, – сказала Лёка.
– Что принесешь? – не поняла Снежана.
– Соль принесу, – ответила Лёка и, так же тяжело переставляя ноги, вышла из комнаты.
Она заметно наклонялась в сторону правого бока, и было видно, что поясница болит у нее очень сильно.
– Совсем плохая стала, – сказала Снежана, обращаясь к своему ребенку. – Это фигово, малец! Того и гляди, бухнется без сознания. Как я ее в чувство буду приводить, а?
Ребенок никак не отреагировал на слова матери – наверное, спал.
Снежана попыталась проглотить еще ложку каши. В том, что Лёка вернется с солью, она совсем не была уверена.
Ну и гадость! Но кое-как есть можно. Нужно просто взять в рот чуть-чуть каши и запить большим глотком воды, тогда получается проглотить.
Но Лёка вернулась. Еле-еле волоча ноги, она вошла в фотолабораторию, держа в руке литровую банку с солью. Ее лицо было перекошено от боли.
– Слушай, подруга, мне не нравится, как ты сегодня выглядишь! – Снежана внимательно смотрела на Лёку. – Может, тебе скорую? Ну, хочешь, завяжи мне рот платком, пока врачи здесь будут…
