Книга Лед - Сара Дерст

На вершине холма Касси снова остановилась и присела на упавший ствол дерева. Темная зелень елей, изредка прерываемая цветами осенних листьев, растягивалась на многие мили по подножиям гор. Маккензи, ясно вырисовывающиеся в солнечном свете, короновали горизонт. Медово-золотистые, с верхушками ледниковой белизны, горы были неописуемо красивы. Но разве красота имеет значение, когда у тебя болит все тело?

Неловко согнувшись, Касси папоротником протерла подошвы ног от грязи. Ее холодные стопы распухли. Она увидела свою кожу: та казалась вощеной и была вся покрыта бордовыми пятнами и на ощупь была рыхлой, точно мох. «Прелесть какая», — сказала она, сглатывая подступившую желчь. Она, как смогла, вытерла ноги. Касси знала, что ходить ей пока не стоило, но чем дольше она будет оставаться на одном месте, тем вероятнее, что ее разыщет Отец Лес.

Она встала и сморщилась от боли. Ребенок пихнул ее коленом (или локтем?).

— Не волнуйся. Я не сдаюсь, — сказала она ему. — Ты будешь расти на свободе.

Опираясь на палку, она пробиралась по камням и корням вниз по холму. Иногда почва становилось очень сыпучей, и ей приходилось пробираться ползком, избегая обрывов. Внизу она различала отраженную синеву реки. Если придется, говорила она себе, то она сможет двигаться от реки к реке, от болота к болоту, через лесистые подножия гор. Лишь бы только идти помедленней.

Наконец она спустилась. Ноги у нее были словно деревянные; она не спеша, мучительно начала следующий подъем. Над ее головой раздался какой-то шелест. Ветер или мунаксари? Белка или шпион? Стук сердца отдавался в ушах. Она вгляделась в деревья: ничего.

Касси опустилась на землю рядом с елью.

— Как же мне это опротивело, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты знало, дерево: мне это опротивело.

Она склонилась через набухший живот, чтобы осмотреть ноги. Теперь они были все в мозолях и прямо горели. Она обобрала еловые иглы и грязь, что прилипли к мозолям. Она ничем не могла унять боль и просто надеялась, что траншейная стопа не перейдет в гангрену. Кожа на животе пошла рябью. Это ребенок бился, как птица в клетке. Ему не понравилось, что она нагнулась.

— Подожди еще немного, — сказала она ему, выпрямляясь. — Мы справимся.

Касси хромала еще пару километров, поддерживаемая только собственной решимостью. Начался дождь. К тому времени она уже дошла до следующего склона и сначала услышала шум капель, а потом уже почувствовала их. Дождь обрушился на игольчатые кроны. Осины задрожали. Вода прорвалась сквозь листву. Касси задрала голову, и капли заструились по ней. Грязные потоки побежали по шее, смывая болотную жижу. Она ловила капли в ладони, открывала рот. Дождь омыл лесную землю.

Иглы под ногами стали скользкими, как мыло. Касси заспешила под упавшую ель и забралась под ствол, пока дождь мочил деревья.

Струйка упорно бежала по ее спине, и Касси задрожала. Она вжалась в холодную кору ствола и представила себе, что и ребенок внутри нее тоже дрожит. Может, ему плохо оттого, что она бродит вот так по лесам? И когда ей стало не все равно, что он ощущает? Она не могла вспомнить какого-то конкретного момента. Это чувство нарастало с каждым пинком, каждой икотой, каждым движением, которое она чувствовала внутри.

Касси свернулась клубком. Положив голову на корень, она обняла живот, словно пытаясь убаюкать младенца. Под ее головой собралась лужица, мокрые волосы холодили шею. Она заснула, но спала урывками. Ей снился Медведь, ей снилась бабуля, ей снился ребенок с широко раскрытыми глазами и вспученным животом. Ребенок безмолвно таращился на нее, пока Касси не открыла глаза.

Ей было жарко, и она вся дрожала. Она через силу приподнялась на трясущихся руках. Вода все капала на нее; снаружи моросил дождь. Она, шатаясь, вышла из укрытия.

Видимо, она встала слишком быстро: мир перед глазами завертелся, и ей пришлось зажмуриться. Касси положила руку себе на лоб: горячий. Она знала, что у нее началась лихорадка. Раньше, когда у нее поднималась температура, за ней присматривала бабуля.

Открыв глаза, она оглянулась, нет ли ее рядом.

Касси неуверенно шагнула вперед.

— Бабуль, мне нехорошо, — только и смогла проговорить она. В ушах звенело, перед глазами все расплывалось. Она словно плыла под водой. — Бабуля?

Бабушка была белым медведем. А потом — голодающим ребенком с глазами, как чайные блюдца Отца Леса. Касси вытянула руки вперед.

Медведь-ребенок побежал.

И Касси побежала. Сердце колотилось, ноги пульсировали болью. Она видела, как тонкие белые линии сияли над лесом. Она видела вспышку темноты.

Касси схватилась руками за лоб. Ей хотелось убежать от колотящейся боли в голове. Она неслась все быстрее, прорываясь вслепую сквозь деревья.

Она не заметила обрыва.

Она не заметила камней.

Касси упала. Пока она вверх тормашками летела со склона, в нее врезались острые углы камней. Она катилась, крича от разрывающей боли.

Она оказалась у подножия горы. Рядом с ней бурлил поток; ее рука свисала прямо в воду. Мокро, подумала она. Касси потеряла сознание. Ей снились лихорадочные сны: кровь, жар, пронизывающий холод. Сны померкли, жар унялся, и она проснулась от резкой боли. Она скорчилась на камнях. Кожа болела, словно по ней били молотком, в ушах звенело, голова кружилась. Ее живот… Она дернулась, и у нее перехватило дыхание. Внутренности все сжались.

Ох, что я наделала. Пожалуйста, пожалуйста, только не умирай.

Касси попыталась сесть. Ей не хватало воздуха.

Пожалуйста, живи. Живи, черт бы тебя побрал.

От любого движения темнело в глазах. Ее стошнило. Острая боль пронзала ее тело с каждым позывом. Она поднесла трясущуюся руку ко рту. И увидела кровь. Касси растопырила пальцы. Ослепительно алая кровь — вот и все, что она видела. Она поглотила весь мир.

Касси рвало кровью.

Она закрыла глаза, но краснота не исчезала. Девушка задрожала от боли и одиночества. Она знала, что это значит. Она не только убила своего ребенка. Она убила себя.