Наконец, Василий хлопнул меня по плечу и сказал, что мы уходим. Мы прошли всего пару тройку шагов, прежде чем нас догнал тот индус и начал что-то говорить Василию, взяв его под руку. Говорили они на смеси английского и хинди, но я плохо их понимал, хотя понимать было необязательно, потому что после этого разговора то, что индус предлагал купить за 350 рупий, Василий приобрёл за 50.
Впоследствии я освоился, когда уяснил, что такое для индусов торговля. И даже сам учился потихоньку торговаться. Сторговаться я решил и тогда, в Китае, присмотрев для младшей дочери джинсы и кофточку.
Китайского я не знал, а продавец, в свою очередь, не знал ни русского, ни английского, ни немецкого. Но это не помешало мне начать торговаться. Он назвал мне цену за джинсы и кофточку – 200 юаней. Я сбавил до 150-ти. Тот согласился на 180, а дальше – ни в какую. Я предпринял несколько попыток, но без толку. Тогда я подумал и остановил свой выбор только на джинсах и предложил за них цену в 100 юаней. Он согласился и отложил кофточку в сторону, принявшись за упаковку джинсов. Я же взял кошелёк и достал из него купюру в 100 юаней.
Получив деньги, китаец несколько секунд рассматривал их, а потом забрал из моих рук джинсы, распаковал их, вложил кофточку и вновь стал заворачивать. Я попытался объяснить ему, что кофточку я не покупаю, но он только кивал головой и поднимал руку ладонью ко мне, показывая, что мы с ним в расчёте. Я удивился и не мог понять, кто из нас с ним идиот – то за 150 не отдавал, а теперь за 100 продал обе вещи. Видимо, у меня было очень глупое выражение, потому что к нам подошёл ещё один китаец, который говорил по-английски. Перекинувшись парой слов с тем продавцом, тот отдал ему купюру, которой я расплатился. Китаец достал из кармана ещё одну и стал объяснять мне, что те, которые он вытащил из кармана – обыкновенные, народные 100 юаней, а те, которыми я расплатился, считались у них валютой – вроде наших сертификатов и чеков. Отличались они одной деталью – по краям моей купюры проходит ободок тёмного цвета. Эти «валютные юани» были приравнены к доллару, а значит, по актуальному тогда курсу, один доллар составлял 1,8 юаней. Подошедший китаец даже газету мне показал, где был указан курс. Выходило, что кофточку и джинсы я купил за 180 народных юаней.
Я улыбнулся, глядя на продавца. Он оказался честным со мной. Что стоило ему забрать эти 100 юаней и продать мне только джинсы, как мы с ним и сторговались? Торговля в Китае действительно является настоящей культурой. И для нас, приехавших из страны, в которой ощущался дефицит всего, это было очень диковинным. Магазины, прилавки, павильоны – всё было заполнено разными товарами. А в субботу даже улицы перекрывались, и на дорогах разворачивалась огромная торговля самым разнообразным продовольствием: арбузы, дыни, овощи, сладости… Чего только не было! Иногда мы шли с переговоров вечером и покупали на ужин фрукты за какие-то копейки… А проходя мимо павильонов часто слышали «Change money? Change money? Change money?» Это к нам обращались китайцы с просьбой обменять наши валютные деньги на их народные.
В то время мы боялись их менять, поскольку в СССР за валютные махинации можно было получить уголовную статью.
Почтовый ящик
«Дорогая Вера!
Я знаю, что ты не сможешь меня сейчас понять, но я этого и не прошу. Я хочу, чтобы ты понимала – моё решение, о котором я сейчас тебе напишу, окончательное и бесповоротное. Я понимаю, что это, в некотором роде, несправедливо по отношению к тебе, потому что ты по-прежнему любишь меня, но я не стал бы так поступать, если бы был иной выход…
Дело в том, что мы не можем больше быть вместе. Я встретил другую женщину, без которой я больше не смогу быть счастливым человеком. Мне хочется сказать больше – я не представляю жизни без неё. Её зовут Светлана, и своим светом она указала мне на настоящее, неподдельное счастье. И сейчас, в то время когда я пишу тебе эти строчки, я действительно счастлив. Такого чувства у меня ещё никогда не было.
Я знаком с ней уже почти два года, поэтому моё решение взвешенное и обдуманное.
Вера, не думай, что я отказываюсь от наших детей. Ты будешь получать половину моих доходов. Ты всегда сможешь рассчитывать на меня, если дело касается моих детей, но сейчас я больше не могу быть рядом с ними.
Всего тебе наилучшего, прости меня,
Арсений
P.S. Заявление о разводе, которое я прилагаю, нужно просто подписать. Я сам всё оформлю, не беспокойся.
P.S.S. Береги наших детей. Я считаю, что сейчас им рано знать правду».
Арсений последний раз перечитал письмо и проверил адрес – всё верно. Если почта не подведёт, то это письмо его жена получит через три дня.
– Арсенечка, ты хорошо подумал? Как бы ты потом не пожалел, – с беспокойством сказала Светлана. – Я тебя отговаривать не могу, но ты же…
– Это уже сделано, – перебил её Арсений и поцеловал.
Она лишь тихо вздохнула – не то от поцелуя любимого человека, не то от того поступка, который он собирается совершить.
– Только не забудь: я тебя к этому не принуждала, – тихо добавила она.
Разрушить свою собственную семью… Семью, которая существовала целых пять лет. Пять лет Арсению казалось, что он счастлив. Но теперь-то он понимал, что счастлив он бывал, когда жена уезжала с детьми в деревню, когда ему удавалось сбежать пораньше с работы и провести со Светланой хоть немного времени. Он повстречал её в группе студенток, пришедших на практику, и сразу обратил на неё внимание. Как она красива! Добрые, наивные, голубые глаза… Арсений потонул в них с первого взгляда. Она была натуральной блондинкой с длинными волосами. Арсений не сразу вспомнил, что он женат, что у него есть двое детей. Он осёк себя, но не потому что вспомнил о семье, а потому что поймал себя на том, что слишком пристально и долго смотрит на эту студентку. Он никогда не позволял себе заводить на работе иных отношений, кроме деловых.
Однако он ничего не мог с собой поделать. Он беспрестанно обращал на неё взор, следил за тем, как она морщила лобик, когда думала. Как ему это нравилось! У него будто крылья выросли. Арсений никогда так активно не вёл практику у студентов, как тогда. Он показывал им, как работают станки, и всё у него получалось так естественно и чётко, что он даже и сам удивился. Вспыхнувшее в нём чувство словно окрылило его.
Первый раз он встретился с ней лицом к лицу, когда возвращался с совещания у главного конструктора. Проходя по отделу, он увидел её одну.
– Светлана? Это вы? Что вы здесь делаете так поздно?
Она вздрогнула от неожиданности. Должно быть, она была поглощена работой. Арсений увидел её красивые голубые глаза.
– Арсений Петрович? Я… я хотела работу закончить…
Практика на исходе, а у меня тут кое-что не сходится.
– Не сходится? Позволите посмотреть?
Ему некуда было спешить. Жена и дети уехали в деревню. Они часто и надолго уезжали в деревню к родителям. Здесь приходилось ютиться в общежитии, горячей воды не было, поэтому Вера часто уезжала с детьми к родителям с ранней весны до поздней осени. Часто оставалась на зиму. Там и удобств было больше, да и жить можно было тем, что росло в саду и выращивалось в огороде. А Арсений в это время все силы тратил на работу.
