Я произвел сенсацию, когда показался на пороге в сопровождении двух патрульных полисменов: это по всему было видно.
В заскорузлом шелковом парике, криво сидящем на голове, заляпанной кровью Реи рубашке, с кровоподтеком на челюсти, нанесенным ретивым полицейским, наручниками, защелкнутыми на кистях рук, сфотографированный, я произвел бы сенсацию где угодно.
Мое появление вызвало оживленное перешептывание среди парнишек, и О'Халлорен, подавшись вперед, рявкнул:
– Молчать, маленькие негодяи, или я сейчас возьмусь за вас!
Мне показалось, что я вернулся по времени назад.
Один из полицейских прошел вперед и начал излагать суть дела. Я улавливал только обрывки его фраз: «Национальное шоссе…», «мгновенная смерть…», «револьвер в руке…» Временами его голос замолкал, пока О'Халлорен все старательно записывал.
Я понимал, что меня принимают за убийцу Реи, и ничего не мог с ним поделать. В течение долгого возвращения в Луисвилл у меня было достаточно времени все обдумать. Самоубийство Реи явилось для меня сильнейшей встряской, вернувшей, как это ни странно, к тому состоянию, в котором я пребывал накануне смерти Джуди. Я вновь стал самим собой и мог спокойно проанализировать свои действия. Моя подсознательная жадность и зависть всегда толкали меня на скользкую дорожку. Именно моя жадность привела к такому трагическому финалу, как смерть Сидни. Из-за патологической жадности я убил Фела Моргана. Я помнил тот момент, когда пальцы легли на спусковой крючок револьвера, нацеленного в голову Реи.
И время возвращения в Луисвилл стало для меня моментом постижения истины.
Наконец О'Халлорен закончил запись и поманил меня к себе. Но я неподвижно стоял до тех пор, пока полицейский не начал толкать меня к столу сержанта.
– Ваше имя? – требовательно спросил О'Халлорен.
– Лоуренс Полторы Тысячи Долларов Карр, – ответил я.
Он подался вперед, его маленькие жесткие глазки раскрылись пошире, затем мне показалось, что он узнал меня.
– Снимите с него этот дурацкий парик, – приказал он полицейскому. Тот моментально выполнил приказание и положил парик на стол перед сержантом.
О'Халлорен некоторое время смотрел на него, потом шумно вздохнул и обратился ко мне:
– Ты имеешь право говорить все, что угодно, но знай, что бы ты ни сказал, все это может быть использовано против тебя.
– Она устала от жизни так же, как и я, – сказал я. – Она хотела умереть, так что мне пришлось застрелить ее.
Он фыркнул, затем откинулся на спинку стула, глядя на патрульных.
– У него, вероятно, крыша поехала. Так просто признаться в убийстве.
Итак, я был препровожден в отдел по расследованию убийств. Лейтенант, под чью юрисдикцию я попал, был маленьким человеком с седыми волости, жесткими, стального цвета глазами, красным лицом и агрессивно выдвинутой вперед челюстью.
Он задал мне несколько вопросов, но в этот момент я не был расположен к разговору. Я упорно молчал, уставясь неподвижным взглядом в пол, и даже когда он ударил меня по лицу, я не открыл рта. Наконец меня заперли в камере.
Я сидел там, спрашивая себя, как я мог стать причиной смерти человека, который так хорошо относился ко мне, что даже оставил мне большую часть своего состояния.
Мне принесли еду, но я отказался.
Позже О'Халлорен зашел в мою камеру и, засунув пальцы за ремень, некоторое время разглядывал меня.
– Чего ты добиваешься, мерзавец? – спросил он, и, к моему удивлению, голос его звучал достаточно дружелюбно. – Сейчас не время для такого поведения… Предположим, ты расскажешь мне, как все это случилось?
Я упрямо глянул на него.
– Я убил ее. Остальное неважно.
О'Халлорен почесал под мышкой.
– Лейтенант хотел бы знать, когда вы сделаете заявление. – Он водрузил шляпу на голову. – Слушай, мерзавец, если бы не кое-какие обстоятельства, меня бы здесь не было…
Я видел, что его что-то беспокоит.
– Чего вы хотите? – спросил я.
Он опять сдернул шляпу, потоптался по камере, потом решительно повернулся в мою сторону.
– Сугубо между нами. Я думаю, у вас что-то неладно с головой, так что я не верю, что вы могли убить ее. Я думаю, для тебя будет лучшим молчать и ждать, когда приедет твой адвокат.
– Вы думаете, я сумасшедший?
Он кивнул.
– Угу… все путем. Послушай мой совет. Сиди тихо. Я сообщу в Парадиз-Сити твоему адвокату, а также партнеру Тому Люсу. А пока сиди тихо.
Это была бы последняя вещь на свете – чтобы Том Люс увидел меня в столь неприглядном положении.
– Скажи лейтенанту, что я готов сделать заявление.
О'Халлорен некоторое время переминался с ноги на ногу.
– Смотри, парень, лучше тебе сделать вид, что ты не в своем рассудке, но если ты будешь упрямиться, я вряд ли смогу помочь тебе, – он подался вперед и понизил голос. – Зачем лишнее беспокойство. Понимаешь… Я вызвал мисс Бакстер и разговаривал с ней… она просила помочь тебе. Вот так-то, парень.
Дженни?
Я ни в коей мере не желал, чтобы Дженни повторила путь Джуди… Чудесно, что она беспокоится обо мне, но слишком поздно.
– Скажи лейтенанту, что я готов сделать заявление, – сказал я.
О'Халлорен удивленно уставился на меня, потом махнул рукой.
– Должен сказать, что тебе грозит как минимум пятнадцать лет тюремного заключения, – сказал он, и я видел, что он встревожен. – Даже если они придут к выводу, что ты невменяем, ты получишь лет десять.
Но я уже принял решение.
– Скажи лейтенанту, что я готов сделать заявление. – Ведь с какой стороны ни взгляни, я виноват в смерти Сидни. – Пятнадцать лет… десять лет? Что ж, это действительно перемена обстановки, не так ли?
