Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
Кстати, оказалось, имеет место быть такой забавный эффект, как «наведенные рефлексы». Это когда игрок после многочасовых размахиваний мечом, в мире реальном отмашется от толпы гопников штакетиной от забора. Или с куском арматуры пройдет строй ОМОНа, закономерно получив дротик транквилизатора в конце. Выбор класса убийцы ограничили цензом на соцзначимость после того, как один такой на рефлексах метнул карандаш в орущего начальника. Височная кость – вещь тонкая, а заточенный карандаш – вещь острая. Короче, мгновенная смерть. После этого за убийц в крупных корпорациях играть запрещают, а руководящий состав стал намного вежливее. Интересно, какой багаж рефлексов утащу из игры я? Метаморфозы? Слюноотделение на толстых людей?
Ладно, голова пустая, проблемы далекие. Два вопроса: какого дьявола и где я?
Лес, круг возрождения. Вокруг птички поют, монстров нет. Тропинка ведет к кустам малины.
По тропинке я вышел к небольшой деревеньке. Десяток добротных домов, колодец. Православный храм.
Протер глаза.
Десяток добротных домов, колодец, православных храм. Все верно.
Одно из двух. Или кто-то совсем потерял берега, чтобы над таким издеваться. Или что-то плохое произошло с той православной церковью, что я знал. Или я вообще ничего не понимаю.
К воротам храма я подошел в смешанных чувствах. Был готов поскандалить… Но…
Из храма вышел самый настоящий батюшка, старичок с белой окладистой бородой и крестом на груди с таким взглядом…
– Батюшка, благословите!
Священник удивился, но перекрестил.
– Как звать тебя, путник?
– Олег. А вас, батюшка?
– Отец Вячеслав. Пойдем, что ли, чайку попьем.
И мы пошли в домик священника. Там, под травяной чай и земляничное варенье, я услышал простую, но трагичную историю простого священника из глубинки. О виртуальности, которая крадет душу.
Отец Вячеслав всю жизнь прожил в небольшой деревеньке где-то за Уралом. С детства прислуживал в храме Петра и Павла, который стоял в их деревеньке чуть ли не с восемнадцатого века. Закончил духовное училище в ближайшем областном центре, женился на тихой девочке из деревни, рукоположился и окормлял паству ближайших деревень следующие полвека. Простая, в общем-то, счастливая жизнь. В возрасте восьмидесяти двух лет отец Вячеслав лег в больницу с запущенным воспалением легких, где врачи зафиксировали его смерть и оцифровали сознание, согласно вышедшему буквально неделю назад закону. А вот дальше начинается трагедия.
– Меня в моем храме отпели и похоронили. А я вроде как и живой. Наши владыки все спорили, считать меня живым или просто цифровой куклой, которая ко мне настоящему и не относится, а настоящий отец Вячеслав давно у престола Божьего грехи отмаливает.
– И что решили?
– Да ничего не решили. Запретили оцифрованных отпевать, священники нынче все как один отказ от оцифровки подписали. А я так и остался. Что мне тут делать? Бесам этим цифирным, что местные богами называют, служить? Или с мечом бегать? Убивать не пойми кого, не пойми за что. Поставил тут церквушку, местным слово Христово проповедую. Детишек крещу.
– Неписям?
– Неписям. Таким же, как я, неписям. Компьютерным файлам, кускам кода. Забавно, да? Бессмертная программа молится о спасении бессмертной души другой программы. Дьявольская ирония. Я ведь даже помереть не могу. Только дать команду на удаление себя, а это самоубийство. Вот и приходится мне служить Господу, как умею, и ждать второго пришествия. Бог рассудит.
– Бог рассудит…
А потом я рассказал отцу Вячеславу свою историю. И о том безумии, что вокруг меня происходит, и о том, что сжег разум одному в общем-то неплохому парню из Германии. И как хочу отсюда выбраться. Говорил, и слова текли, вымывая всю ту боль, всю ту грязь, что наслоилась за пару месяцев этого непрекращающегося безумия. Одна душа, потерявшаяся в этой цифровой бездне, помогала другой такой же потерянной душе. Священник без церкви, без возможности умереть, без понимания, живой ли он человек или жалкая копия реального человека. И сходящий с ума парень, потерявший все, что любил, не знающий, во что ему верить и ради чего жить. Обессиленный и озлобляемый бесконечной борьбой. В которой, в общем-то, не так уж много смысла.
Единственное, о чем я не стал рассказывать отцу Вячеславу, – это Кошмарик. Боюсь, даже настолько расширивший взгляды на понимание добра и зла священник не одобрит путешествие в компании оторванной головы.
Во время нашего разговора я поднял тему, которая меня волновала с самого начала.
– Батюшка, скажите, а почему в игре так реализована такая, вроде бы, аморальная вещь, как людоедство? Я понимаю, что мясо животных было сделано вкусным и зачем. Но почему такими вкусными сделали разумных?
– Это тяжкое наследие ныне почившего Евросоюза.
– В смысле?
– А, ты же ничего не знаешь… Один из самых чудовищных примеров в истории человечества. На закате его существования там умудрились легализовать каннибализм. Сразу после инцеста, детской эвтаназии и педофилии.
– Ну-ка, ну-ка. Можно подробнее? На моем веку там только гомосексуализм сделали священной коровой.
– А все просто, сценарий внедрения гомосексуализма был универсален. Среда та же, каких-то ценностей нет как класса. Причин запретов не оказалось. Понимаешь, о чем речь?
– Наверно, да, но все же, поведайте, что там за история вышла?
– Ты вспомни, как в свое время было с гомосексуализмом? Пятидесятые-шестидесятые годы двадцатого века, о гомосексах начали говорить. В начале двадцатого века их или в тюрьму, или на принудительное лечение, без разговоров. Потом к ним привлек внимание Фрейд, и пошли те самые разговоры. Причины явления – известные пи…ы в истории, аналогии с античной культурой… Вспомнили греков, в итоге объявили гомосексуализм чуть ли не культурно-историческим наследием.
– В итоге начались вопросы…
– Начались вопросы, а так ли это плохо. Людей все так же преследовали по закону, сажали в тюрьмы и лечили, а в шестьдесят девятом году это вылилось в бунт. Погромы, драки, но, к большому удивлению всех участников, бунтовщиков не стали закатывать в асфальт. Бунты прошли по всему миру. Сразу после этого отменили уголовное преследование и обязательное лечение. Потом гомосексуалисты повели себя, как любая клановая структура в условиях внешней изоляции, но уже без сильного официального противодействия.
– Стали мафией…
– Своеобразной мафией, все верно. Общество смолчало, заняв пассивную позицию. А клан креп, разрастался, в итоге в начале девяностых гомосексуализм признали естественным, вычеркнув из списка болезней. Более того, известные гомосексуалисты и их организации ставились в пику всем, фашистам, коммунистам, диктаторским режимам. Гомосексуализм как символ свободы и демократии. Официальные организации появились, официальное лобби, официальные законы…
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
