Потом крупным планом в кадре появился… заяц. Он смотрел прямо в объектив, шевелил длинными пестрыми ушами и подергивал влажным кожаным носом. Потом крупный план сменился средним, и Саша увидела, что две передние лапы у зайца перебинтованы. Из-под бинтов торчали какие-то щепочки — похоже, представителю лесной фауны наложили шины. Затем камера отъехала назад, и оказалось, что зайца держит на руках сам Василий Петрович Чуткий. Голос за кадром с волнением сообщил, что при переезде из одного села в другое головная машина кавалькады сбила несчастное животное, перебегавшее дорогу. Оправдывая свою фамилию, Василий Петрович оказался воистину чутким к звериному несчастью — он тотчас схватил зайку и оказал ему первую помощь, пока свита главы партии «Русич» раздумывала, не использовать ли раненого в качестве рагу. «Звери — братья наши меньшие, — проникновенно говорил в объектив Чуткий. — Русский человек милосерден, он никогда не станет врагом живой природе. Я мечтаю о тех временах, когда зайцы и лисы, лоси и косули, волки и медведи будут спокойно гулять среди людских поселений, не боясь агрессии со стороны человека. А человек не будет бояться зверя. Природная гармония, так понятная древним славянам, есть залог сохранения жизни на всей планете». Далее свита пошла к машинам, а голос сообщил, что партийная делегация отправляется в ветеринарную лечебницу, где зайцу будет оказана уже профессиональная помощь. На личные средства Василия Петровича Чуткого. Снова замелькали поля, перелески, нивы печальные, снегом покрытые… Нет, снега, конечно, еще не было, это просто Саше стихотворение Тургенева вспомнилось, очень уж оно ритмически под этот видеоряд подходило. Ей даже спеть романс захотелось, да только это было уж совсем неуместно…
Как реагировать на сюжет с зайцем, Саша не знала. Поэтому она просто кивнула, сгребла кассеты и сообщила, что подумает, когда и в какой программе это показать. Но сейчас, сидя в теплом и уютном салоне автомобиля и наблюдая дорожный бардак, она вспомнила испуганного зверька в руках Чуткого и не смогла удержаться от нервного смеха. Недоброжелатели Чуткого наверняка не преминут использовать этот сюжет против него, комментируя, например, так: «Для того чтобы звери стали ручными, по ним сначала следует проехаться колесами». Ну или что-то в этом роде.
С одной стороны, это не ее дело. Чуткий разрабатывает свой пиар сам. Но если он станет выглядеть смешно в глазах избирателей, то в конце концов обвинит во всем телевизионщиков. В том, что вовремя не подсказали, не предупредили, не вырезали ненужное. Но, с другой стороны, он не хочет никого слушать. И как ей, Саше Барсуковой, существовать в этой «вилке» — совершенно непонятно…
В пробке началось какое-то легкое шевеление, и через несколько минут Александре тоже удалось тронуться с места.
25. Как-то раннею зимой шел медведь к себе домой…
На совещание она, конечно, опоздала, и четыре пары мужских глаз воззрились на нее с укоризной.
— Присаживайтесь, Александра Николаевна, — грозным тоном проговорил полковник. И больше ничего не сказал. Сидевшие за столом заседаний Мелешко, Пирогов и Томашевич смущенно отвели взгляды.
Полковник поиграл желваками, попереставлял пепельницу в виде черта с места на место, открыл и закрыл лежавшую перед ним папку.
— Ладно… — буркнул он. — Мы собрались по делу Костенко. Предупреждаю присутствующих здесь граждан, не являющихся сотрудниками органов внутренних дел. Вся информация, которая будет здесь обнародована, является служебной. Я ясно выразился, Александра Николаевна?
— Да, — пролепетала Саша, садясь на краешек старого, скрипучего стула и отмечая, однако, что «граждан, не являющихся сотрудниками органов» здесь, кроме нее, еще двое.
— Игорь Петрович, вам первое слово, — провозгласил Барсуков.
Пирогов подобрался, выпрямил спину и почесал кончик длинного носа.
— Юрий Костенко и Андрей Полуянов давно знакомы, имели ранее общий бизнес. Костенко относился к Полуянову негативно. Последнее подтверждается тем, что незадолго до смерти он отрицательно отзывался о Полуянове в разговоре с Александрой Барсуковой. Он называл его страшным человеком. Возможно, он его боялся. В записной книжке Костенко, которую нашли на месте преступления, фамилия Полуянова обведена красным фломастером. Это странная записная книжка. Там нет телефонов и адресов, а напротив фамилий проставлены цифры и значки. Таким же красным фломастером обведена фамилия Александры Барсуковой. Есть фамилии, обведенные зеленым, синим, фиолетовым и желтым. Ни оперативники управления, ни мы — сотрудники агентства «Гоголь» — пока не сумели понять, что это значит.
— Чудесно, — замогильным голосом произнес Барсуков. — Фамилия подозреваемого и фамилия журналистки Барсуковой обведены одним цветом. Полуянов подозревается в убийстве. Александра Барсукова — тоже?
— Неужели из моих слов можно сделать такой вывод? — огорченно пробормотал Пирогов. — Я совсем не это имел в виду. Я полагал, что красный фломастер означал некую степень важности для убитого. Возможно, с этими людьми он намеревался встретиться в первую очередь. С Александрой Николаевной он встретился. Возможно, встретился и с Полуяновым. И был убит. — Сыщик замолчал.
— Продолжай, — попросил полковник.
— Далее неким лицом нам предлагаются доказательства причастности господина Полуянова к убийству Костенко. Это лицо — супруга Полуянова. Она предлагает нам свидетеля убийства и орудие убийства. Чего, как говорится, еще желать?
— А чего еще желать? — мрачно поинтересовался Барсуков. — Готовим дело в прокуратуру?
— Если бы супруга господина Полуянова пришла в прокуратуру или хотя бы в наше управление, — включился в разговор майор Мелешко, — тогда дело можно было бы передавать прямо в суд. И все мы были бы молодцы. Но она пришла в частное детективное агентство «Гоголь». И в нагрузку к уликам принесла неплохой аванс. А общая сумма обещанного вознаграждения — вообще запредельна, и это не могло нас не насторожить.
— Другими словами, вы заподозрили фальсификацию? — спросил полковник.
— Николай Трофимович, — проникновенно произнес Пирогов. — Любой дурак на моем месте заподозрил бы фальсификацию. Слишком уж явно меня покупали. С размахом. Ясно, что Полуянова хотят подставить. И тогда, естественно, следует снять с него подозрение и искать «подставляльщика». Но умные «подставы» делаются более тонко. Приди Полуянова ко мне с тысячей баксов за все про все, а лучше и вовсе без денег, просто пусти сопли в мою жилетку и принеси те же улики, я бы, скорей всего, ей поверил. То ли человек, который организовал «подставу», — полный дурак, то ли — это «фальсификация фальсификации».
— Что-то, Игорь, слишком сложно, — сказал Барсуков. — Не хочу сказать, что я совсем ничего не понял, но все эти навороты не для наших преступников. Все должно быть проще.
— Да я и сам так думал, — поморщился Пирогов. — Но просто в этом деле не получается. Возьмем ту же Оксану Полуянову. Сам Полуянов утверждает, что она примитивная и безалаберная. Но результаты негласного наблюдения за обоими супругами показывают другое. Полуянова не такая дурочка, как хочет казаться, и безалаберность ее носит эпизодический характер. Да, два вечера подряд она и вправду приходила домой нетрезвая. Но прочие дни вела вполне благопристойный образ жизни, готовила мужу завтраки и ужины и даже пару раз сходила в библиотеку. Брала там книги Гофмана…
