— Ира была скромной и сдержанной, — тихо произнес Виктор, никак не реагируя на сексуальные воспоминания друга.
— Гос-споди! — сарказму Эльвиры не было предела. — Зачем красивой женщине такие атавизмы? Вот она и страдает из-за них. Естественность и чувственность — вот что делает женщину истинной женщиной. Зачем подавлять в себе инстинкты какой-то пресловутой сдержанностью? Кому это нужно?
— Никому, — поддакнул Григорий, подавая Эльвире стакан с водкой.
— Я готова, — вышла из палатки Ирина. — Пошли?
Они осторожно огибали прибрежные валуны, пока не вышли на ровную площадку естественного пляжа.
— А где этот мыс? — спросила Ирина.
— Слева. Видишь, березы белеют?
— Так далеко? Ну и Эльвира! Не ожидала от нее. В самом деле — пьяному море по колено. Ну что, поплыли?
— На мыс?
— А ты поплыл бы?
— С тобой хоть на край света.
— Спасибо, но я не так кровожадна, как моя подруга.
Они отплыли от берега на небольшое расстояние. Ирина попробовала нащупать ногами дно, но ощутила лишь холодную, бездонную глубину и испугалась. Тихонько взвизгнув, она подплыла к Виктору, вцепилась в его плечо. Даже при лунном свете он увидел ее мертвенную бледность.
— Ира, ты чего? Кто тебя напугал? — с тревогой спросил он.
— Ты знаешь, я ведь тонула в море, в Турции. И теперь побаиваюсь глубины.
— Держись за меня, поплыли к берегу.
Они вышли из воды, обтерлись полотенцами, оделись.
— Наверное, днем здесь великолепный вид. Странно. До семнадцати лет прожила в этих краях и не знала о таком красивом уголке. А помнишь походы в лес, всем классом? С Валентиной Павловной нашей незабвенной.
— Помню.
— Ха-ха-ха, — вдруг весело рассмеялась Ирина. — Почему-то весь наш поход сводился к тому, чтобы рассесться на поляне, достать домашнюю провизию, которой по-хорошему хватило бы на три дня, и все подчистую съесть, а потом с чувством исполненного долга вернуться восвояси. А дома сердобольные родители еще и спросят: «Не устала? У тебя ничего не болит?»
Виктор тоже рассмеялся, да так заразительно, что на Ирину напал какой-то безудержный смех. Они долго смеялись, пока к ним не подошли Эльвира с Григорием.
— Во, ржут! — позавидовала Эльвира. — Хоть бы с нами поделились.
— Чем? Ржанием? — спросила сквозь смех Ирина.
— Это что получается — мы пили, а весело вам? — возмутился Григорий. — А ну, колитесь, над чем такая ржачка?
— Да мы вспомнили наши походы под руководством Валентины Павловны, — созналась Ирина.
— А-а-а. Это было здорово, — согласился Григорий. — Все с нетерпением ждали, когда Валентина объявит привал, чтобы с волчьим аппетитом налечь на припасы в рюкзаках. Никогда не ел ничего вкуснее, чем та наша еда в походах. А собственно, что там такого особенного было? Это ведь начало восьмидесятых, в магазинах шаром покати, жуткий дефицит. Ну яйца от домашних кур, у кого они были, конечно, ну материны пироги с картошкой и капустой, помидоры там, огурцы — вот и все.
— А в городе и этого у многих не было, — подхватила тему Эльвира.
— Вот в какие времена, товарищи, пришлось нам расти и мужать, — мрачно подытожил Григорий. — Предлагаю пойти и выпить за наше суровое детство.
— По-моему, тебе хватит, — твердо сказал Виктор. — Пошли спать. Через два часа — клев.
— К черту клев, — заупрямился Григорий. — Давайте еще посидим. Давно не сидел в такой теплой компашке.
— А пирог с окунями? — напомнила Эльвира. — Нет уж, Гриша, давши слово — держи!
Они устроились в палатках и вскоре крепко спали. Но через два часа Виктор растолкал друга, полусонного усадил в лодку, и они рыбачили до полудня, пока не встали женщины.
Домой вернулись около шести вечера. Еще издали Ирина заметила возле своих ворот большой черный джип и замерла в нехорошем предчувствии. Да, это была машина Дубца.
— А у вас гости, — заметил Виктор, останавливая свою машину.
— Да, похоже на то, — сухо ответила Ирина.
— Выходит, пирога нам не видать как своих ушей? — спросил Григорий. — Гостям достанется? Эх, и зачем мы так старались с Витюхой? Остается одно — напиться с горя.
— А может, обойдется? — осторожно спросила Эльвира, поглядывая на расстроенную подругу.
— Посмотрим. Ладно, ребята, номера телефонов у нас есть — созвонимся, если что.
Она пошла к калитке, словно приговоренная, тяжело ступая и опустив голову.
Во дворе перед ними предстала мирная, почти семейная картина: за богато накрытым столом — Дубец постарался — сидели родители Ирины, Алена, Дубец, его охранник и водитель. Родители натянуто улыбались, Алена так и лучилась от счастья, а Дубец о чем-то рассказывал, с неестественной оживленностью жестикулируя руками. Увидев Ирину с Эльвирой, он умолк, поднялся и подошел к Ирине.
— Не ждала?
— Признаться, нет.
— Не будем при родителях выяснять? — почти шепотом попросил он.
— Не будем, — также шепотом согласилась она.
— Ну, показывайте улов! — громко воскликнул он, заглядывая в пакет, который держала Эльвира.
— Вот, окуни, — растерянно пробормотала Эльвира, не зная, как вести себя в присутствии шефа. — Сейчас тесто поставим на пирог…
— Жаль, не придется отведать такой вкуснятины — дела, — с неискренним сожалением сказал Дубец. — А я ведь по делу, Ирочка.
— Да? И по какому же? — холодно спросила Ирина.
Эльвира, воспользовавшись моментом, улизнула в дом. Полина Юрьевна пошла следом за ней.
— У Аленки скоро шестнадцатилетие, — напомнил Дубец и после многозначительной паузы продолжил: — Хочу сделать маленький сюрприз…
— Ах да. Я забыла. Ты ведь помнишь обо всех датах. Очень внимательный и чуткий. Как лань.
— Ира, мы же договорились, — скосив взгляд в сторону Дмитрия Ильича, прошептал Дубец.
— И что за сюрприз? — громко спросила Ирина.
— Нас приглашает Иван, к себе домой. Обещает кучу всяких развлечений. А оттуда мы отправимся в одно замечательное место. Вот это и будет сюрприз.
— Мама, а я знаю. Мы поедем в Париж! — не выдержала Алена.
Ее так и распирало от всех этих новостей, предвкушения фантастического путешествия, свежих, неизведанных впечатлений. Она подбежала к матери, обвила тонкими руками ее плечи и повисла. Не уступая в росте, она была изящнее и по-юному пластичнее Ирины. Дубец смотрел на них с умильной улыбкой и ждал решения Ирины.
— Нет, мы не поедем, — спокойно сказала она, будто ведром ледяной воды окатила. — Я устраиваюсь на работу. Завтра же.
