— Простите меня, — заговорил Андрей голосом Репнина и снял с головы черный парик.
Долгорукая безумным взглядом следила за тем, как Михаил снимает очки и отклеивает бачки. Сомнений не осталось — в костюме Андрея перед ними стоял князь Репнин.
— Это жестоко, князь! — вскричала Соня и зарыдала.
— Не приставай к Мише, — бросила ей Лиза, поднося флакон с нашатырем к лицу Татьяны. — Это с моего согласия он решился на маскарад.
— Ты безумна, как и твоя матушка, — глухим голосом заговорил князь Петр, схватившийся за руку Полины, чтобы не упасть от пережитого потрясения.
— Не лучше ее, но и тебя не хуже, — огрызнулась Лиза, помогая Татьяне прийти в себя. — Танечка, милая, ты нас извини, но другого способа узнать правду не нашлось.
— Правду?! — зарычал князь Петр. — Какую правду?!
— Умоляю, простите нас, Петр Михайлович, и вы, дамы, — Репнин повинно склонил голову перед собравшимися. — Но я не мог поверить в то, что барон Корф решился убить друга. И тогда я внимательнейшим образом осмотрел пистолеты. Тот, что стрелял, оказался поврежденным. Он был заряжен и сработал бы в любом случае, выстрелив в первого, кто прикоснулся бы к нему. По страшной, невероятной случайности, этим первым оказался Андрей.
— Когда мы догадались, что пистолет поврежден, — продолжила его рассказ Лиза, — мы захотели узнать правду: кто убийца. И тогда возник этот план. Мы были уверены: убийца не сумеет не выдать себя, увидев воскреснувшего Андрея. Только я и представить себе не могла, что это — маменька…
— Вообще-то, честно говоря, лично я подозревал Полину, — признался Репнин. — За ней подобное водилось, однажды она из ревности чуть не сожгла Анну, заперев ее на конюшне.
— Вот еще! — вскинулась Полина. — Нашли изверга!
— Да как вы смели подозревать мою девочку? — рассердился князь Петр. — Пожалуй, мне стоит поторопиться с тем, чтобы раз и навсегда избавить тебя от прошлого, дав твое настоящее имя и новую жизнь, которой у тебя до сих пор не было.
— Благодарю вас, папенька, — расцвела Полина, еще крепче прижимаясь к князю.
— Я готов извиниться перед Полиной, — смиренно склонил голову Репнин. — Я думал о ней хуже, чем она есть. Будем считать, что я ошибался.
— Оставь реверансы, Миша! — презрительно сказала Лиза. — Мне нет дела до этой самозванки. Отец, вы действительно настолько увлечены этой деревенщиной, что даже не понимаете, что произошло в вашем доме? Вы не поняли, что ваша жена, мать ваших детей, хотела убить вас, а убила собственного сына, моего брата?!
— Лиза, прошу тебя, пусть эта страшная правда останется между нами, — тихо сказал князь Петр, глядя на неподвижно сидевшую на диванчике Долгорукую. После того, как Репнин открылся, она, точно слепая, добрела до своего любимого места в гостиной и замерла там, подобно египетскому сфинксу — величественная и холодная.
Соня и Татьяна переглянулись между собой и согласно кивнули князю Петру.
Лиза растерянно взглянула на Репнина.
— Однако, Петр Михайлович, — твердо сказал он, — вы, кажется, забыли, что по вашему обвинению в тюрьме сидит невиновный человек. Призывая нас всех скрыть правду, вы обрекаете Владимира на каторгу, а, быть может, и на смерть.
— Мне сейчас не до Корфа, — с раздражением ответил князь Петр и попытался подойти к жене, чтобы увести ее из гостиной, но Репнин преградил ему дорогу.
— Я не позволю вам наказывать Корфа за то, чего он не совершал, — тихо, но с угрозой произнес Репнин.
— А я не питаю никакого сочувствия к барону, чтобы прощать ему все его предыдущие прегрешения! — воскликнул князь Петр.
— Так вы решили воспользоваться случаем, чтобы избежать дуэли? — понимающе усмехнулся Репнин. — Вы прекрасно знаете, что Владимир стреляет лучше вас, и хотите избавиться от более сильного соперника?
— Вы обвиняете меня в трусости? — вскипел князь Петр.
— Я обвиняю вас в подлоге и заведомо ложном обвинении! — торжественно сказал Репнин.
— Вы ничего не докажете, — недобро улыбнулся князь Петр.
— Докажу, еще как докажу, — в тон ему ответил Репнин. — Я забрал из вашего кабинета коробку с пистолетами. Это, во-первых, а во-вторых, — у меня есть свидетель — Елизавета Петровна.
— Лиза?! — Долгорукий с возмущением обернулся к дочери. — Ты пойдешь против отца своего?
— Ты не оставил мне иного выхода, папа, — кивнула Лиза. — Ты пытаешься насильно выдать меня замуж за Корфа, которого я не люблю. Ты глух к моим мольбам, почему я должна слышать твои просьбы?
— Но как же честь семьи? — побледнел князь Петр.
— Вы могли бы избежать всех расспросов и разбирательств, — предложил рассудительный Репнин, — если немедленно отправились бы со мною к судье.
— И что мы скажем ему? — недоверчиво покосился на него князь Петр.
— Что еще раз проверили пистолеты и обнаружили, что боек одного из них оказался неисправен, и поэтому смерть Андрея — несчастный случай. И у вас нет претензий к барону Корфу. А что касается княгини, то я настоятельно рекомендую вам как можно скорее увезти ее отсюда и показать хорошему врачу. Впрочем, судьба княгини — в ваших руках. Делайте с ней, что хотите. — Я жду от вас только одного — мы едем с вами к судье или нет?
— Шантаж? — надменно спросил князь Петр и еще раз обвел взглядом гостиную. Дочери смотрели на него настороженно, и лишь Полина — преданно, с беспрекословной готовностью подчиняться. — Похоже, в этом доме лишь одна Настя поддерживает меня. Хорошо, я подчиняюсь чуждой мне силе. Так и быть, едем к судье…
* * *
Оставшись в гостиной одна — Долгорукую под присмотром Сони и Лизы заперли в ее комнате, а князь Петр в сопровождении Репнина уехал высвобождать Корфа — Полина с торжеством огляделась по сторонам. Решимость настроения старшего Долгорукого была для нее очевидна: папенька хотел сделать ее наследницей всего этого, и скоро дом и все в нем — мебель, картины — станут ее собственностью. Она будет владеть имением безраздельно!
Полине даже и в голову не пришло, что Долгорукий поступает несправедливо, — ведь она так пострадала во младенчестве, по воле злого рока оказавшись рабыней, лишенной всех радостей жизни, не похить ее вороги из колыбели. Сказка, грезившаяся в девичьих снах, стала явью, и Полина ощущала себя героиней одного из тех женских романчиков, один из которых успела просмотреть давеча, потихоньку вытащив книжку у Сони.
Книжка, хотя чтение и давалось ей с трудом, произвела на Полину неизгладимое впечатление, и она то и дело представляла себя прекрасной юной графиней, отнятой от груди матери кровожадными пиратами и проданной на невольничьем рынке Константинополя. «Потерянная и обретенная» — это была она, Полина, — нет, Анастасия Долгорукая, княжна и богатая наследница.
Полина уже представляла себе, как будет принята в высшем свете, как появится на балу, где кавалеры — один другого краше и знатнее — бросятся наперебой приглашать ее на танец. Она не станет отказывать никому, но и обещать ничего не станет. Приглядится, присмотрится, кто покажется идеалом: чтобы и собой хорош, и молод, и в чине, и при деньгах. Теперь у нее есть повод быть разборчивой — она и сама нынче имеет все… ну, будет иметь! Осталась всего малость — Полина нутром чувствовала, что князь Петр не шутит. Сказал, что все завещает ей — так и сделает.
