Потом наступил самый страшный час за последние несколько лет моей жизни… Я увидела столько ужасов, в моей голове возникало столько леденящих кровь картин, что хотелось сойти с ума, только бы это прекратилось.
Костя пришел в начале второго.
— Прошу прощения, — сказал возмущённой тете, вышедшей посмотреть, кто смеет трезвонить посреди ночи, — что пришел в такое позднее время, но мне нужно поговорить с Аленой. Прямо сейчас.
— Проходи, — сказала я раньше, чем тетя успела что-то ответить. На первый взгляд с ним все было хорошо. Я провела его на кухню и плотно закрыла за нами дверь. Тетя будет недовольна, но сейчас меня занимает совершено другое. Я подошла к Косте, он сидел, потеряно разглядывая свои руки.
— Ты в порядке?
— Да, все закончилось, Аленка… Теперь уже все.
— Что с Париным? С гонками?
Хотелось его растормошить, чтобы узнать все побыстрее.
— Гонок не было, — ровно ответил Костя. — Глупо играть в игры с сумасшедшим, да еще и по установленным им правилам.
Прямо от сердца отлегло…
— А Парина запрут в какую-нибудь закрытую клинику санаторий и будут лечить. Я разговаривал с его отцом, он не станет с нами сориться, это очень невыгодно… финансово. К тому же удалось убедить его не дотягивать до момента, когда Парин сделает что-то непоправимое. И еще в полночь я привез его мать, она видела, как ее сын гоняет по улице и почти впала от этого зрелища в истерику… Так что теперь Парин безопасен. Сядь.
— Зачем?
— Пора поговорить, раз уж такой день… Не хочешь сесть?
Сидеть не хотелось, я столько времени его ждала, что теперь хотелось каких-нибудь действий.
— Я убил своего деда. Мне было пятнадцать.
Через секунду я уже сидела на стуле, с трудом соображая, когда и как успела опуститься. Почему-то подумалось, что Костя не разделся… так неудобно, наверное.
— Слушаешь? — он на секунду отвлекся, убедился, что я молчу.
— Он болел. Людей на такой стадии оправляют в больницу, но у нас было достаточно денег, чтобы позволить деду умереть среди родных… Неоперабельный рак брюшной полости. Обезболивающие кололи уже по максимуму, и они не помогали. Он кричал. Но хуже было, когда он начинал просить… Я помнил его сильным, веселым. Он мог напугать до дрожи в коленках одними нахмуренными бровями, а тут… Однажды я сделал, как он хотел — принес ему целый пузырек лекарства, одного из тех, что должны были подойти. Высыпал таблетки ему в ладонь — он даже руку на весу не держал, сил не хватало. Потом поднес стакан воды. Через два часа деда не стало.
Он очень глубоко, с каким-то болезненным хрипом вздохнул.
— Ты даже не представляешь, Аленка, как легко убить человека. И не только больного. Прибыла команда врачей, зафиксировала смерть и все… даже проверять никто ничего не стал. А всего лишь один анализ крови и ежу было бы понятно, что дед умер не своей смертью.
Это сколько же надо повторять подобные слова, чтобы сейчас говорить их как Костя — ровно, заученно, почти не слушая смысла?
— Я понял только на похоронах. Весна… В окно лезут яркие солнечные зайчики. И… ссохшееся лицо среди белоснежного атласа. Как будто громом шарахнуло — он лежит здесь, потому что я его убил.
Он опять судорожно вздохнул.
— Ты не думаешь, что в этом нет ничего страшного? Ведь он все равно бы умер, а так хоть не мучился?
Теперь схватить воздуху хотелось мне, но я сдержалась. Еще хотелось сказать что-нибудь такое, чтоб ему стало легче. Но я не стала. Я сказала правду, как думала.
— Нет, Костя, я не думаю, что смерть может быть ерундой. Как и твое вмешательство.
— Я рассказал отцу, — тут же продолжил он. — Отец долго думал, а потом ответил, я и сейчас помню этот ответ дословно: "Ты не убийца, ты никого не убивал, запомни раз и навсегда. Я не хочу больше ни разу об этом слышать. Забудь".
Костя вдруг странно, одними губами усмехнулся.
— Забудь… не было ни одного дня, чтобы я не вспоминал.
Я молчала и ждала. Сколько же лет он с этим живет? Неужели совсем один?
— Когда мне стукнуло 16, я по пьяни рассказал трем своим лучшим друзьям, — резко продолжил он. — Среди них был и Парин. Они… решили, что это круто и теперь я буду их лидером, потому что после убийства мне доступен некий скрытый высший жизненный смысл. С тех пор Парин помешан на желании кого-нибудь убить и вполне может быть однажды…
Он замолчал резко, словно усилием заставил себя остановиться.
— С этими тремя идиотами я расстался, но друзей как-то не выбирал, кто попадался, с теми и общался. До Смирнова… и вспомнить-то не о ком. Так, обычные петушиные компании. Начистить рыло за косой взгляд? Унизить? Увести бабу в счет личного долга? Да легко, ведь хуже того что я уже сделал ничего нет… Остальное так, ерунда.
Потом каким-то сонным, слегка заторможённым движением Костя развернулся ко мне.
— Готовься, Аленка, сейчас еще кое-что скажу.
Я замерла.
— И вот… хуже уже стать вроде и не мог, а помнишь тогда у машины? Ты на меня кричала и ударила. И вдруг такая мысль пришла, холодная, четкая, ясная — я могу сейчас заткнуть тебе рот, забросить в машину и просто увезти. А потом сделать все, что хочу. Отыметь сколько угодно раз и ничего мне за это не будет. Даже если ты расскажешь — ну и что? Я могу найти сотню свидетелей, что находился с ними в другом месте и что ты вообще с детства на учете в наркодиспансере, к примеру. И вот когда все это промелькнуло у меня в голове, тогда я и понял — вот оно, хуже. Думал, невозможно, но оказалось, я до сих пор хожу по самому краю пропасти и мне остался всего один шаг, чтобы туда свалиться, навсегда потерять шанс жить нормально. Дышать свободно.
Он внимательно, пристально меня осматривал.
— Ты не боишься? — почти неслышно спросил.
Я все-таки задумалась, а что было бы, если бы он тогда… И нет, я не верила, что он на самом деле на такое способен.
— Ты бы не стал этого делать.
Он болезненно поморщился.
— Я и сам не знаю…
— У всех бывают некрасивые и даже ужасные мысли. Но если они остались нереализованными, если тебе самому они противны — это не считается.
— Ладно. Может и так.
Он поднял серьезные глаза.
— Теперь ты знаешь.
Я кивнула.
— И что будешь делать?
Конечно, придется много думать, что со всем этим делать. Столько времени жить с таким грузом. Ах, дядя Паша, что же вы… единственного сына. Хотели как лучше, а получилось, как всегда? Думать придется, но не сейчас. Слишком нервный день позади, и у меня и у Кости, поэтому первым делом нужно хорошенько отдохнуть. Уже спокойно, без нервотрепки, потому что все скелеты из шкафа вытащены и разложены прямо на свету. Сдать их в музей или закопать на кладбище — другой вопрос.