Книга Невроз - Татьяна Воронцова

Телефонный звонок застал его в баре Роял Сен-Жермен, где он потягивал Curacao Triple Sec, мрачно размышляя о том, что заставило героя его новой книги бросить все – жену, работу, дом – и отправиться в Южную Африку. Почувствовав вибрацию во внутреннем кармане пиджака, а затем услышав звонок, Грэм нащупал трубку и, продолжая думать о своем, ответил, даже не взглянув на дисплей.

– Это ты? – тупо спросила трубка. – Черт! Поверить не могу.

Он закрыл глаза. Сердце бешено заколотилось.

Кто? Какая сволочь продала этот номер? Киношники? Наверняка.

– Правда? – Он усмехнулся, вытягивая из пачки сигарету. – А кому ты звонил? Разве не мне?

Короткая пауза.

– Сегодня в шесть в ресторане «Максим». На рю Рояль. Придешь?

Хрипотца в знакомом голосе порадовала Грэма. Но он ничего не ответил. Сказать «да» значило связать себя словом. Сказать «нет» значило обнаружить неприязнь, а он не собирался радовать этого типа даже неприязнью. Прервать разговор без предупреждения – поступок, говорящий о том, что решение будет принято в последнюю минуту.

Теперь спокойно подумать. Кто оказался предателем? Поручить расследование Дэмиену и выкинуть это из головы. Так... еще рюмочку ликера, кофе с корицей...

* * *

Огни витрин в зрачках смеющейся Маргариты. Отражающиеся, множащиеся, придающие ее взгляду неподражаемую инфернальность. Снежинки, повисающие на ресницах. Холодные снежинки на ресницах холодной женщины.

Он купил для нее кольцо из белого золота с одиноким сапфиром, и сам надел ей на безымянный палец левой руки, и произнес нужные слова. Ресницы ее дрогнули, глаза раскрылись широко-широко.

– Но, – сказала она с запинкой, – это неправильно. Так не должно быть.

Ольга все же внедрила в ее мозг одну из своих вредоносных программ.

– Неужели мы все еще доктор и пациент?

– Нет, но... То есть да. Ты продолжаешь посещать своего психоаналитика.

– Уже нет. С завтрашнего дня можешь не считать меня своим пациентом.

– Почему с завтрашнего? – спросила она машинально.

– Потому что сегодняшний почти закончился.

Дело происходило в ТЦ «Охотный ряд» тридцать первого декабря в половине девятого вечера.

Потом они наряжали елку в ее квартире, где он почти не бывал. Пришлось ставить стремянку, лезть на антресоль, снимать одну коробку за другой...

– Зачем все это? – удивлялась Маргарита. – Последний раз я встречала Новый год с елкой лет семь или восемь назад. Бессмысленное занятие: собирай, разбирай... Ты как ребенок, ей-богу.

– И это говорит психоаналитик. – Достав из пакета коробку с купленными только что елочными игрушками, Грэм осуждающе покачал головой. – Где у тебя электрические розетки?

Когда ёлка была установлена в углу комнаты и опутана гирляндами, пришло время украсить ее блестящей верхушкой в виде звезды и сверкающими стеклянными шарами. В одной из коробок нашлись серебристые шишки и «дождик». Маргарита, в белой кашемировой водолазке и узких черных джинсах, сидела, поджав ноги, на диване и тянула через соломинку апельсиновый сок. Грэм ходил вокруг елки, аккуратно развешивая игрушки, и неторопливо рассказывал:

– Для архаического религиозного опыта дерево является выражением силы, мощи. Представление об этой силе возникает как из восприятия дерева самого по себе, так и из интерпретации его связей с космосом. Природа и символ в архаическом мышлении сосуществуют. Ни феноменология религии, ни история религий никогда не смогут игнорировать это единство, а потому мы не вправе говорить о «культе дерева» в буквальном смысле. Дереву никогда не поклонялись исключительно как дереву, всякий раз действительным объектом поклонения было то, ЧТО оно означало, на что оно указывало и что его, дерево, превосходило.

Грациозная женщина на диване молча следила за ним глазами.

– Вышеупомянутые сила и мощь обоснованы определенной онтологией: дерево имеет вертикальную форму, растет, теряет и восстанавливает листву (умирает и возрождается) бесчисленное множество раз. Все эти обоснования восходят к простому созерцанию дерева как биологической формы. Но подлинную сакральность оно обретает вследствие подчинения прототипу, форма которого не обязательно является растительной.

Ему хотелось, чтобы она наконец поняла. Кто не имеет опоры в себе самом, не может наставить на путь истинный ближнего своего. Человек, лишенный целостности, не способен помочь другому.

– Но я забегаю вперед... – Грэм повесил на ветку красивый зеленый шар и потянулся за следующим. – Зиккураты Вавилона, храмы-башни Индии и Мексики, готические соборы Европы являются моделями пространственно-временной Вселенной, математически упорядоченными в соответствии с законами космической гармонии, которые в равной мере властны и над человеком. В легенде о Христе и Богоматери, в честь которой был возведен Шартрский собор, как и в легендах, вдохновивших строителей других храмов, выражается знание той основы, того центра внутри нас самих, что, являясь частью вечности, предшествует времени и пространству, никогда не гибнет и вечно обновляется, подобно свету солнца, луны и утренней звезды.

За темными стеклами кружился мягкий снежок. Маргарита тоже смотрела туда. Тонкие пальцы с длинными, выкрашенными в розовый цвет ногтями напряженно сжимали бокал. Грэм вспомнил, как они сжимали его руку по пути от машины к подъезду. Во дворе, во всем подлунном мире было так тихо, что незаметно для себя они начали переговариваться шепотом. Как дети, заблудившиеся в лесу. А потом, не сговариваясь, повернули головы и потянулись друг к другу холодными губами.

– Во многих случаях этот таинственный центр рассматривается как вертикальная ось, axis mundi, поднимающаяся к Полярной звезде и уходящая вниз, к некой кардинальной точке в бездне. Иконографически такую ось можно представить как гору, лестницу, шест, но в первую очередь – как дерево. Символом axis mundi является рождественская елка с центральной звездой на вершине, щедрыми дарами внизу и Христом-младенцем в яслях у основания. Расположенная в центре мира, она является также и Крестом распятия – связующим звеном между Небом, Землей и Адом.