Фонари по углам улиц очерчивают окружности рыжего света, которых хватает разве лишь на то, чтобы прохожий не затерялся. Переходя через улицу, надо быть очень внимательным, а то натолкнешься ногой на бордюр тротуара.
В кварталах, где побольше магазинов, чужак удивляется столь скудному освещению витрин. Наверное, не стоит особенно заботиться о клиентуре, если продаешь рис или хозяйственное мыло. В этом захолустье немногие торгуют безделушками.
Валлас заходит в загроможденный и запыленный магазин, который выглядит так, будто предназначен для складирования товаров, а не для продажи их в розницу. В глубине мужчина в фартуке сколачивает гвоздями ящик. Он прекращает стучать молотком, чтобы попытаться понять, какую же такую резинку хочет Валлас. В ходе объяснения он неоднократно кивает головой, словно ему отлично известно, о чем идет речь. Затем, не сказав ни слова, он направляется в другой конец лавки; чтобы достичь своей цели, ему приходится по пути передвинуть целую кучу всяких предметов. Он открывает и закрывает большое количество ящиков, минуту размышляет, встает на стремянку, снова начинает свои поиски — столь же безуспешно.
Он возвращается к своему клиенту: такого товара больше нет. У него с довоенных времен оставалась одна упаковка, еще недавно что-то было; должно быть, распродали все до последней резинки — если кто-нибудь не засунул ее куда-то в другое место: «Здесь столько всего, что ничего уже нельзя найти».
Валлас снова погружается в ночь.
Почему бы, с таким же успехом, не вернуться к уединенному особняку?
Как заметил главный комиссар, поведение доктора Жюара не было абсолютно ясным — хотя не очень понятно, в чем могла заключаться его тайная роль. Проходя через салон-библиотеку, маленький доктор внимательно оглядел Валласа, сделав вид, что не видит его через толстые стекла своих очков; ведь он прошел там только для того, чтобы его увидеть. И неоднократно в ходе разговора, который произошел между ними через полчаса, Валлас удивлялся тому, как Жюар выражал свои мысли: казалось, что он думал о чем-то другом, а иногда даже говорил о чем-то другом. «У него нечистая совесть», — уверяет Лоран.
Вполне возможно, что и негоциант Марша не такой сумасшедший, как кажется. В конечном итоге для него благоразумнее было найти себе убежище. Любопытно отметить, что доктор в своем рассказе не делает ни малейшего намека на присутствие Марша на Коринфской улице в момент прибытия раненого; напротив, он все время утверждал, что не нуждался ни в чьей помощи; тем не менее, как признает комиссар, Марша не мог сам выдумать все детали относительно кончины профессора. Если бы Жюару было известно, так или иначе, что Марша должны убить сегодня ночью, тогда ему и на самом деле было бы выгодно скрыть присутствие негоцианта в его клинике накануне вечером. Он не знает, что тот уже все рассказал полиции.
Таким образом, пневматичка, обнаруженная на почте до востребования, имеет-таки отношение к этому делу — Валлас был в этом убежден с самого начала. Это адресованный убийце вызов на второе — сегодняшнее — преступление, — которое должно (согласно этой версии) состояться в этом же городе. Выводы инспектора, отчет которого читал Валлас в кабинете Лорана, точны в следующем: существование двух сообщников в покушении на Даниэля Дюпона — получатель (Андре ВС) и еще какой-то персонаж, обозначенный в тексте письма инициалом Г. Вероятно, сегодня вечером первый будет действовать в одиночку. Наконец, Марша был прав и в своих опасениях, что засада будет поставлена задолго до предначертанного часа — это подтверждают слова «вся вторая половина дня», также присутствующие в пневматичке.
Остается почтовая карточка, тайком подсунутая под дверь дежурки консьержа в главном комиссариате. Весьма сомнительно, что сами заговорщики захотели предупредить полицию о месте и времени своего злодеяния. Их программа предусматривает взятие ответственности за преступление и придание ему по возможности самой широкой огласки (в министерстве внутренних дел и администрации Президента уже получили несколько посланий от главарей организации), однако в почтовой открытке содержится разоблачение, которое в состоянии провалить их план — если только теперь они не чувствуют себя столь могущественными, что уже никого не боятся. Так недалеко и до того, чтобы заподозрить в двурушничестве комиссара — что, с другой стороны, затруднительно.
Куда более правдоподобным будет допустить то, в чем Лоран, со своей стороны, обнаруживает полную уверенность: предупреждение исходит от самого Марша. Негоциант, покидая город, прибегнул к крайнему средству, чтобы убедить полицию в необходимости установления наблюдения за домом погибшего.
Подозрительное поведение маленького доктора, опасения негоцианта, разного рода аллюзии, содержащиеся в письме… Умозаключениям, которые можно сделать из таких улик, до достоверности далековато. Валласу это известно. В частности, он отдает себе отчет во влиянии, оказанном на него подброшенной в комиссариат открыткой — хотя эта открытка и не может, если подумать как следует, войти в цепь умопостроений. В общем, однако, ему не остается ничего другого, как пойти на эту встречу. Поскольку на настоящий момент нет никакой другой зацепки, он ничего не потеряет, если проверит эту. У него в кармане один из ключей от особняка — тот, что от маленькой застекленной двери, — который передала ему мадам Смит. Марша скрылся, оставив ему свободный путь: он сам сыграет роль негоцианта, чтобы посмотреть, не появится ли чудом кто-то, кто должен будет его убить. Он поздравляет себя с тем, что захватил свой пистолет.
— Действительно, мало ли что, — сказал с иронией в голосе Лоран.
Валлас подходит к садовой решетке.
Семь часов.
Окрест все черным-черно. Улица пустынна. Валлас спокойно открывает калитку.
Войдя, он ее снова осторожно прикрывает, но не до конца, так чтобы оставить след своего прохода.
Незачем привлекать своим шумом внимание какого-нибудь случившегося на бульваре запоздалого прохожего. Чтобы не скрипел гравий, Валлас идет по газону — который более удобен, чем кирпичный бордюр. Он обходит дом справа. В потемках видна только светлая дорожка между двумя полосками зелени и ровно подстриженные верхушки бересклета.
Деревянные ставни защищают теперь стекла маленькой двери. Ключ легко поворачивается в скважине. Валлас ловит себя на том, что действует как грабитель: вместо того чтобы широко открыть дверь, он проскальзывает внутрь через небольшую щель. Вынимает ключ и тихонько закрывает дверь.
В большом доме тихо.
Справа кухня, слева в глубине столовая. Валлас знает дорогу; свет ему не нужен. Тем не менее он зажигает карманный фонарик и продвигается с узким пучком света впереди. В коридоре черно-белая плитка — квадратами и ромбами. Серая ковровая дорожка с двумя полосами гранатового цвета по краям покрывает лестницу.
В святящемся кружке фонарика появляется небольшая картина, на вид довольно старинная. Кошмарная ночь. У подножия разрушенной башни, которую освещает зловещим светом молния, лежат два человека. На одном из них царское одеяние, рядом с ним, в траве, блестит золотая корона; второй — обычный мужлан. Молния сразила обоих.
