Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Затем сговор, или помолвка, когда родные жениха съезжаются в дом невесты, и сговор часто превращается в свадебное веселье. Всякий сговор есть начало свадьбы. После него молодые имеют право видеться между собой чаще. А вечером, накануне свадьбы, надобно обязательно устроить девичник. На девичнике поются особые песни и причитания, девушка оплакивает расставание со своей свободой. Голову невесты покрывают фатой, и все вместе – подруги и суженая – рыдают в голос. Потом фату снимают и начинают расчесывать волосы гребнем.
Тут Ларчиков не выдержал и с криками «Але! Але! Вас не слышно!» выключил телефон…
– Выпить хочешь? – Катя вернула Ларчикова в реалити-шоу.
– А что, есть?
– Я привезла из Турции вино. «Дикман» называется.
– «Дикман»? «Дикман» я пил, наливай. Белое?
– Красное.
– Красное я люблю.
Медвежатница ловким движением штопора откупорила бутылку, и Вадим не сдержался, выдал комплимент:
– Мастерство, как говорится, не пропьешь.
Катя улыбнулась, разлила вино по пластиковым стаканам.
– Хочешь, покажу, какие я там ключи в коллекцию купила?
– Показывай.
Она вывалила из сумочки связку. Амбарный ключ с набалдашником-ситечком, ключ с волчьей башкой, ключ-пистолет, ключ, похожий на экзотический цветок, еще шесть с виду ключей-близнецов, но на самом деле – «найдите восемь отличий».
– Ну ты фанатка, – усмехнулся Ларчиков. – Давай, ключница, маханем!
Они выпили, закусили сочащимися персиками.
– Не расстраивайся из-за Дашки, – сказала Катя. – Ветреное дитя. Она там на яхте то с Серегой пыталась закрутить, то со Славиком.
– У Даши было трудное детство, ты многого не знаешь. И вообще, давай больше не будем о ней.
– Ай эм сорри, как говорят в американских фильмах.
Бутылку они допили мгновенно. В ход пошла вторая. Из окна этого чудо-отельчика «Морской бриз», гурзуфского, куда Вадим перебрался в тот же день, когда отчалила «Афалина» (в Гурзуфе все дешевле, чем в Ялте), собственно, моря видно не было, зато сосны, розы, небо цвели и пахли на расстоянии вытянутой руки. И все понемногу плыло, качалось, плескалось…
Он начал с ее губ. Целовалась Катя так же естественно, без усилий, как открывала замки или пила вино. Возбуждение плавно перебежало с его языка на ее. Вадим никак не мог расстегнуть лифчик. Катя рассмеялась и просто сдвинула его на пояс, и лифчик стал поясной сумкой с двумя кармашками. Грудь была холодной, и он стал греть ее в ладонях. Соски затвердели, и Вадим наклонил к ним голову. Затем он быстро перенес Катю на кровать, жесткую, с ортопедическим матрасом. Джинсы полетели на пол – сначала одни, потом другие. Белую полоску стрингов, конечно, можно было и не рвать зубами. Кончая, она держала его указательный палец во рту. Будто ключ, которым хотела открыть очередной сложный замок.
…Катя потянулась за стаканами.
– А когда я поеду в Израиль? – спросила, цедя красненькое. – Ты еще не забыл, что я купила у вас «карту паломника»?
– Все не терпится отмолить грехи? – Ларчиков поцеловал ее в мочку уха. – И этот, только что испеченный?
– Не терпится просто на Землю обетованную.
Ларчиков задумался – рассказать не рассказать. Ну а, с другой стороны, куда теперь деваться? И он поведал лежащей рядом обнаженной девушке все, или почти все, тайны операции под кодовым названием «Большая лажа». От шумного, карнавального явления Левы Фрусмана с идеей нового Паломнического общества до убийства израильского Остапа Бендера и их с Дашенькой вынужденного бегства из Москвы.
Катя-медвежатница не охала и не ахала во время полудетективной речуги Ларчикова. Тертая девица, ее история с Апостолами Петром и Павлом, может, и покруче будет. Когда Вадим закончил, только и выдохнула:
– Да… Попала я с вами на бабло.
– Ну, не попала, я же здесь, я ж никуда от тебя не бегу.
– Серьезно? И никогда не убежишь? – Катя рассмеялась, и смех у нее был какой-то необычный, в тему – похожий на звяканье тонкострунных отмычек.
И ум – легкий на подъем. Она четко уяснила, что в Москве из-за курдов Ларчиков может быть совсем недолго и сильно маскируясь. И тут же придумала план.
– Присобачим тебе накладной нос, как Петр с Павлом, помнишь? – Катя хихикнула. – Сделаем паспорт, визы.
– Визы куда? В Турции визы на месте штампуют.
– Ты все не можешь забыть свою Дашеньку? Я сейчас обижусь. Мы поедем не в Турцию.
– А куда?
– В Израиль, чудило! Мы поедем искать паломнические деньги, которые Фрусман стырил.
– Где же мы их там будем искать?
– У компаньонов. В его «салонах красоты». В банках. Откуда я знаю? А чё? Все равно в России оставаться опасно. А в Израиле братья-мусульмане тебя вряд ли найдут.
Похоже, впереди маячила очередная афера или, скажем так, авантюра. Но если объективно, честно оценить прощелканную пленку жизни, какие кадры остались в памяти? Ларчиков зажмурил глаза.
Вот он балансирует на невидимой проволоке, держа в одной руке «дипломат» с пятьюдесятью тысячами баксов от лохов-америкосов, а в другой – бумажку в пятьдесят рубликов. Смеется от счастья Любка Гурская и рыдает Ариэль Михайлович. Вот они с покойным Искандером подсчитывают прибыль от непроплаченных групп в Анталию. Вот радостное лицо акробата Геннадия Сергеевича, тоже, увы, покойного, когда он вываливает на стол Ларчикова «золотые яйца» – паспорта обрусевших курдов. Растаявший Ледяной отель – четкая картинка рухнувших громадных глыб на фоне заснеженных Альп. И наконец, коллективный фотопортрет несостоявшихся паломников, и на первом плане все они, знакомцы, живые и мертвые: Дашенька, Левка, старуха Ангелина Аркадьевна, примадонна Казанцева и депутат Полянский, тот, «хоронивший Шаляпина», и повесившийся колдун Папардю. Всех вспомнил? Никого не забыл? Себя только да Катьку, мурлыкающую рядом.
– А что, хорошая идея, – бодро откликнулся Ларчиков. – Деньги мы вряд ли найдем. Но ведь важен процесс, не так ли? Мы с тобой как папарацци: им, чтобы сделать один клевый кадр, нужно с месяц просидеть в куче говна… Ну ладно. Пора вставать, а то на поезд опоздаем.
Они допили вино. Солнце уже наполовину свалилось за гору. «Фигаро тут, Фигаро там», – пропел Ларчиков пресняковским фальцетом.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
