Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
В течение многих лет в качестве фаворита султана ему была предоставлена честь иметь собственные покои в так называемой Обители блаженства — на холме Топкапи, тогда как все прочие военачальники жили на казарменном положении в спартанских условиях. Теперь, с появлением женщин, в дворцовых апартаментах стало уютнее, и Аргалье иногда казалось, что он наконец-то обрел дом. Но для таких как он верить в безопасность собственного жилища было непозволительной роскошью. Дом легко мог превратиться в западню. Селим Грозный, в отличие от своих предшественников Мехмеда и Баязида, считавших Аргалью незаменимым, видел в нем вполне реального и весьма сильного соперника в борьбе за власть, человека, способного прорваться со своими янычарами в святая святых дворца и расправиться с ним, как однажды тот уже расправился с великим визирем. Человек, поднявший руку на визиря, вполне способен и на цареубийство. Похоже, теперь вполне можно обойтись и без него… И сразу после возвращения в Стамбул Селим, на словах всячески превознося своего военачальника-итальянца за его вклад в победу при Чалдыране, начал готовить почву для его устранения.
Сведения относительно того, что его жизнь под угрозой, дошли до Аргальи благодаря тому, что Кара-Кёз взяла на себя заботу о снабжении своего возлюбленного цветами.
Обитель блаженства утопала в зелени: повсюду были разбиты либо обнесенные стенами, либо вольно раскинувшиеся сады или виднелись густые рощи, где резвились лани, а также обширные лужайки, спускавшиеся к Золотому Рогу.[47]
Поля тюльпанов занимали большие площади вокруг Четвертого дворца, а также на нижних террасах северной оконечности возвышавшегося над городом дворцового комплекса Топкапи.
Среди тысяч благоухающих цветов тут и там виднелись беседки. Тишина и покой располагали к доверительным беседам, и Кара-Кёз со своей неизменной спутницей, опустив на лицо покрывало, частенько наведывались сюда: пили сок, переговаривались с многочисленными дворцовыми садовниками-бустанчи, указывая, какие тюльпаны следует доставить в покои Аргальи, и просто болтали о том, о чем обычно болтают женщины без мужчин — о незначительных событиях текущего дня. Вскоре садовники — от самого мелкого, занимавшегося прополкой, до главного, именуемого бустанчи-паша, подпали под очарование двух пар прекрасных глаз, и, как это всегда случается с влюбленными, сделались не в меру болтливы. Многие из них выражали свое восхищение чрезвычайной быстротой, с которой чужестранки освоили турецкую речь, и видели в этом чуть ли не вмешательство высших сил.
Однако Черноглазка приручала садовников неспроста. Как и все в Обители блаженства, она тоже вскоре узнала, что на тысяча и одного бустанчи, кроме ухода за цветочками, возлагалась еще одна обязанность: они были исполнителями наказаний. Если вина касалась женщины, то именно бустанчи резали ее, еще живую, на куски, запихивали в мешок и бросали в Босфор; если виновным оказывался мужчина, то группа садовников хватала его и совершала ритуал удушения. Именно от бустанчи Кара-Кёз узнавала обо всех таких случаях, которые те предпочитали называть «тюльпанными новостями». Этих случаев было столь много, что душок предательства вскоре заглушил аромат цветов. Именно от садовников до принцессы дошел слух, что очень скоро ее господин, верой и правдой служивший трем султанам, по ложному обвинению будет схвачен и предан смерти. Об этом ей сообщил сам бустанчи-паша. Этот человек занимал должность главного палача не только благодаря своим знаниям по части ботаники, но и потому, что был лучшим в империи бегуном. Дело в том, что когда смертный приговор выносили кому-нибудь из вельмож, ему предоставлялся шанс спастись. Он должен был опередить в беге бустанчи и не дать себя поймать. Если ему это удавалось, то обвинение с него снимали. Но, поскольку бустанчи, как утверждали, несся со скоростью ветра, шансов у обвиняемого практически не было никаких. Правда, на сей раз бустанчи не радовала перспектива расправы. «Мне стыдно будет смотреть в глаза людям после убийства такого доблестного воина», — признался он Черноглазке. «Значит, нам нужно во что бы то ни стало найти выход из этой ситуации», — ответила она.
— В садах ходят слухи, что он тебя скоро казнит, — сказала она Аргалье.
— За что, хотелось бы знать? — с недоумением спросил он.
И, взяв его бледное лицо в свои ладони, она ответила:
— За меня. В качестве военной добычи ты посмел взять себе принцессу из дома Великих Моголов. Он скажет, что, отдавая меня тебе, не знал, кто я такая, и узнал лишь теперь. Он скажет, что пленение особы царского рода есть недружественный акт; он будет утверждать, что, взяв меня, ты опозорил в глазах Моголов всю Османскую империю и должен за это понести наказание. Так говорят тюльпаны.
Будучи предупрежден, Аргалья успел подготовиться. К тому времени, когда за ним пришли, он под покровом ночи уже отослал из города Кара-Кёз и Зеркальце, а также многочисленные сундуки с сокровищами, накопленными в ходе выигранных сражений. Их сопровождала сотня самых преданных янычар с приказом ждать его в Бурсе, к югу от столицы.
— Если я поеду с вами, — сказал он, — Селим настигнет нас и перебьет как собак. Я предстану перед судом и после приговора попытаюсь выиграть у бустанчи-паши соревнование в беге.
Кара-Кёз знала, что он изберет именно этот путь.
— Ты решил умереть, и мне остается лишь одно — принять твое решение.
Это означало, что спасать его жизнь придется ей, и сделать это будет нелегко, потому что она не сможет присутствовать при гонке.
Аргалья знал правила этой смертельной игры, и едва Селим Грозный произнес слова приговора, он бросился бежать. От тронного зала, где происходил суд, до Рыбных ворот было где-то около полумили. Аргалья должен был добраться до них раньше бустанчи.
В красной феске и белых штанах, обнаженный до пояса бустанчи-паша и вправду несся как ветер. С каждой секундой он становился все ближе. Аргалья знал, что если его догонят, то тут же, у Рыбных ворот, придушат и он окончит свои дни как и все прочие — в водах Босфора. Он бежал мимо клумб с тюльпанами и уже видел перед собой Рыбные ворота, но бустанчи настигал его, и Аргалья понял, что ему не успеть. «Жизнь полна абсурда, — мелькнуло у него в голове, — выйти невредимым из стольких битв — и всё для того, чтобы тебя задушил какой-то садовник. Истинно говорят, что нет такого героя, которому в смертный час не открылась бы вся бессмысленность его героического поступка».
Никто так и не смог придумать более-менее удовлетворительного объяснения тому, что произошло в тот момент, когда быстроногий бустанчи находился всего в каких-то тридцати шагах от Аргальи. Неожиданно он упал как подкошенный, схватился за живот и со звуками, подобными пушечной пальбе, стал исторгать из себя немыслимо зловонные газы. При этом он жалобно пищал, как корень мандрагоры, когда его выдергивают из земли, а Аргалья тем временем благополучно миновал Рыбные ворота, вскочил на ожидавшего его там коня и ускакал прочь.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
