— Не рассказал что?
— Мерлин приходил навестить меня перед каникулами, и так вышло, что… я ушла от него.
Она медленно проговорила.
— Ты хочешь сказать, что рассталась с ним сама?
— Спроси его, если не веришь мне.
Она подумала несколько секунд над моими словами и даже высунула кончик языка.
— Ты имеешь в виду, он хотел уйти сам, но ты опередила его, чтобы сохранить лицо?
— Вовсе нет, — поправила я ее. — Наоборот, он хотел проводить со мной больше времени, а я словно стала задыхаться.
Она пропищала голоском маленькой девочки, захлебываясь от сарказма:
— Может быть, если бы ваша с ним романтическая ночка удалась, все сложилось бы по-другому. Но теперь мы никогда уже не узнаем.
Я придвинулась ближе к ней, широко улыбаясь, и приторным тоном произнесла:
— Ну что ж, теперь он весь твой, и все будут знать, что ты просто заменитель, суррогат и оказалась на чужом месте лишь потому, что мне он был больше не нужен.
Лицо Женевьевы представляло собой забавную картинку, когда она попыталась контролировать эмоции, а я словно всаживала нож все глубже и глубже.
— А он уже не кажется таким привлекательным, да, Жен? Наслаждайся, пока можешь.
На какое-то время мне показалось, будто я действительно задела ее, но она засмеялась так, что меня пробрал холодок.
— Он никогда и не был твоим, даже на секунду. Это я позволила вам быть вместе, потому что это меня устраивало…
— Сделаю вид, что поверила.
Она тоскливо вздохнула и посмотрела в голубое небо.
— А я сейчас могла бы столкнуть тебя… Маленький толчок, и все подумают, что ты оступилась. Неосторожная маленькая Кэт стояла на лестнице вместо того, чтобы поехать на лифте.
Я действительно неосторожно сама завела себя в западню, по привычке выйдя на крыльцо вместо того, чтобы спуститься на лифте к самому тротуару.
— Какое это было бы облегчение, — прошептала она.
— Ты даже не можешь вести свою собственную жизнь, — бросила я вызов. — И тебе захотелось отнять мою. Разве это не жалкое зрелище?
Она покружила в воздухе рукой, будто писала что-то.
— Потребовалось всего несколько мазков кисти, и ты уже полностью исчезла.
Она имела в виду картину? Она не продолжала, и я вопреки здравому смыслу надеялась, что Мерлин не показывал ее Женевьеве. Я ступила вперед, быстро взглянула вниз, у меня закружилась голова. Я почувствовала себя беспомощной, одновременно ощущая тяжесть в руке и холод стекла и металла. Я споткнулась и схватилась за куртку Женевьевы, что предоставило мне бесценную возможность, которую я ожидала. Кулон плавно проскользнул в ее карман, и я выпрямилась, тут же почувствовав себя спокойнее.
— Это происходит со всеми, кто тебя раздражает? — спросила я, снова обретя уверенность.
Женевьева выставила вперед подбородок.
— Может, тебе стоит быть более осторожной.
— Я слышала твою печальную историю о приемных родителях, мне так жаль… — притворилась я. — Кажется, будто все умирают, стоит им только приблизиться к тебе.
Она посмотрела на меня со странным удовлетворением, и ее губы изогнулись в улыбке.
— Хорошо, что ты наконец поняла это. Другие меня недооценивают, но не ты, мы с тобой отлично понимаем друг друга.
У меня в голове промелькнула странная мысль, что сегодня в 15:30, в понедельник, я услышала настоящее признание в убийстве. Она неожиданно схватила меня за запястье, и мое сознание наполнилось ее ужасными мыслями. Я словно увидела горящий дом, как языки пламени облизывают доски, услышала звон разбитого стекла и вопли людей, оказавшихся внутри, как в западне. А она была счастлива. Я чувствовала ее безжалостное удовлетворение. Если она действительно способна на такое, я должна действовать.
— Мы с мамой, может быть, переедем, — быстро сказала я. — В другой город, чтобы начать все заново.
— Кэти, уже слишком поздно.
— Поздно, — согласилась я. — Но ты же так хотела, чтобы я ушла и оставила путь свободным для тебя.
Она сморщила нос в притворном разочаровании.
— Да, хотела, но теперь… этого недостаточно. Ты всегда будешь где-то. Поэтому меня это не устраивает.
— И что я тогда должна сделать? Умереть?
— Все должно сложиться так, будто тебя никогда и не было. Поэтому мы и нашли друг друга.
Она начала говорить своими излюбленными загадками, но я спросила:
— Как ты нашла меня?
Женевьева легонько вздохнула, и дуновение от ее дыхания мягко коснулось моей щеки.
— Ты уже знаешь ответ. Просто ты его еще не осознала.
Я моргнула, но ее уже не было поблизости. Только Нэт подошла и стала ругаться, что я не поехала на лифте.
Я была в таких расстроенных чувствах, когда вернулась домой, что решила уединиться в своей комнате. Когда я думала о том, что Женевьева видела картину, мне становилось физически плохо. Я откинула волосы со лба и застонала от негодования. Когда я заметила свое отражение в зеркальной створке шкафа, то вздрогнула от неожиданности. Я не узнала сама себя, настолько жестокосердечной и злой я выглядела. Я несколько раз выдохнула и попыталась руками разгладить лоб, щеки и губы, чтобы избавиться от этого ужасного выражения. Было бы неплохо поговорить с Люком, но мне показалось бессмысленным рассказывать ему что-либо, пока он не вернется домой. Да, поиски сдвинулись с места, но куда они заведут меня?
ГЛАВА
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Поезд был переполнен, но поскольку моя вывихнутая нога вызывала сострадание, мне предложили сесть у окна рядом с мужчиной средних лет. На столе перед ним стояла коробка для завтрака, он жевал сэндвичи с яйцом и запивал их чем-то из термоса. По-видимому, никому не хотелось сидеть с ним рядом, но мне нужно было подумать, а я не могла делать этого, болтаясь по вагону. Как только мы выехали из города, пейзаж изменился — высотные дома, фабрики и торговые центры уступили место полям с коровами и раскиданным фермам, и только опоры высоковольтных линий портили вид. Моя поездка сложилась спонтанно, я позвонила бабушке и дедушке и предупредила, что навещу их. Мне предстояла самая сложная задача — придумать объяснение своему неожиданному визиту. Оставался час, чтобы сочинить какую-нибудь историю. Я откинулась на сиденье и попыталась пустить воображение в свободное плавание, но от усталости веки отяжелели, и глаза стали закрываться.
Прямо передо мной стояло трюмо. Мы с Женевьевой сидели рядом на табуретке, и наши движения идеально совпадали, будто мы играли в какую-то диковинную шараду. На туалетном столике лежали старинные серебряные щетка и расческа. Когда я поднесла щетку к волосам, она скопировала мое движение так, будто была отражением в зеркале. Я стала двигаться быстрее, чтобы она прекратила, но она успевала идеально копировать мои жесты, и я не могла заставить ее сбиться. Я еще больше увеличила темп, надеясь, что она наконец ошибется, но постепенно она взяла верх в этой игре, и я поняла, что повторяю за ней и не контролирую собственные движения. Он могла заставить меня беспорядочно взмахивать руками и судорожно дергать головой. Я испугалась и устала, но она продолжала дергать за ниточки, словно я была ее марионеткой. Затем она схватилась за голову и закричала. На самом деле кричала я, но беззвучно. Это был немой крик муки и бессилия.
