Мы шли еще два часа.
Позади входа в гавань возникли крыши, колокольные башни, доки, краны и элеваторы.
Осло.
Было 10.00. Нам ответил гудок сирены. Мы подошли к стоящим у причала двум сверхмалым подводным лодкам, не превышавшим по размерам обычного каноэ, желтым, словно табачные листья.
Город Осло расположен в конце одного из самых разветвленных заливов в Европе. Город еще спал — воскресенье. Прошел ранний трамвай. Мы позвонили по телефону, и за нами пришел автомобиль. Он повез нас в горы, вплотную подступающие к Осло- фиорду с юго-запада.
Погода была прекрасной.
Тысячи девушек с красивыми фигурками в ярких прогулочных костюмах катили на велосипедах вдоль ручьев, серых и коричневых скал и черных елей. Они направлялись к лесистым холмам.
Мы дважды останавливались, чтобы спросить дорогу. Велосипедистки недоуменно смотрели на нас. Но каждая отрицательно качала головой. Война ощущалась и здесь, несмотря на мирный деревенский пейзаж, белокурые локоны этих очаровашек, их кокетливые красные и голубые брючки.
Мы добрались до замка кронпринца Олафа, стоящего на вершине скалы, где я встретился с немецким рейхкомиссаром Норвегии доктором Тербовеном. Он принял меня немедленно, выражение лица Тербовена было довольно беззаботным, глаза весело поблескивали.
Я объяснил ему свой план. Я хотел немедленно попасть на северный фронт в Норвегии. До тех пор, пока продолжается война против коммунизма, мы хотели, чтобы наш легион в ней участвовал. Другие валлоны присоединятся к нам в самом ближайшем времени.
Но, судя по всему, доктор Тербовен уже получил грустные новости, так как покачал головой. Он заговорил со мной о Швеции и Японии. Но я думал о Нарвике и Нордкапе.
Тербовен имел вполне удовлетворительный старый французский коньяк, который и предложил мне вместе со сносными сандвичами. С террасы замка открывался прекрасный вид на залив. Это было незабываемое зрелище — фантастическая игра голубых, белых, коричневых и зеленых оттенков. Если мир столь прекрасен, почему же в сердцах людей бушует ненависть?
Доктор Тербовен зарезервировал для меня апартаменты в Осло. Он обещал информировать меня обо всех новостях. Я поехал назад по переливающейся всеми цветами долине. Я больше не видел, как я сумею отсюда вырваться.
* * *
Я принял ванну и снова начал слушать радио. Союзники торжествовали, но я был слишком утомлен и сразу уснул.
На следующий день, 7 мая, я услышал торжественную передачу лондонского радио. В ней триумфально сообщалось об окончании охоты. Общая капитуляция рейха была неизбежна. Теперь это был вопрос времени, часы, если только не минуты.
Норвежский премьер-министр Квислинг, с которым я не был знаком, пригласил меня в королевский дворец.
Я прибыл в 11.30, после прогулки по улицам. Два больших и красивых белых полотнища свешивались по обе стороны лестницы белого мрамора. Королевская мебель была потрепанной. Перед дворцом, как и положено для королевской резиденции, стояла позеленевшая от времени конная статуя, испещренная птичьими какашками.
Квислинг казался раздавленным судьбой. Мы побеседовали совсем недолго, полчаса. Тербовен просил успокоить его, после чего у меня отпало всякое желание разговаривать с ним. Казалось, его что-то гложет изнутри. Лицо его было помятым, глаза бегали по сторонам, пальцы барабанили по столу. Этот человек ощущал себя погибшим.
Я был его последним посетителем. Вечером того же дня он помчался к шведской границе, но его завернули назад и ночью вернули в Осло. Больше его никто из нас не видел, а через пару месяцев Квислинга расстреляли.
* * *
Эти события никак не отразились на вкусе бургундского, которое подавали в отеле. Я получил отличную бутылочку на ланч, но радио помешало мне насладиться вином. В 14.00 было объявлено, что выступает министр иностранных дел рейха.
Выступление этого человека в подобных обстоятельствах? Я знал заранее, в мельчайших деталях, что он скажет, еще до начала речи. Капитуляция рейха была полной: в Богемии, в Латвии, на Крите, в портах Атлантического побережья Франции. 300 ООО солдат в Норвегии были брошены на произвол судьбы, как и все остальные. Почему Германия должна продолжать сражаться и жертвовать жизнями немецкого народа теперь, когда последние клочки немецкой земли — от Шлезвига до Судет — заняты противником?
С немецкими войсками в Скандинавии обращались корректно — репатриировали и освободили. Немецкие войска на Крите даже получили воинские почести. Они вернулись в страну, сохранив оружие.
Но для нас, иностранных добровольцев, это был кошмар.
Я простоял у окна весь вечер. Что толку горевать? Я сделал все, что мог. Я упрямо держался до конца, без малейших колебаний. Больше не было смысла бежать на север. Нордкап тоже капитулировал.
Толпы собирались на улицах, но более спокойные, чем в Копенгагене. Девушки размахивали флагами. Немецкие солдаты ходили по улицам, и норвежцы на них не нападали. Шум, казни и самоубийства начались только с приходом партизан, которые спустились с окрестных гор на следующий день.
Я ожидал новостей от доктора Тербовена. В 18.00 он вызвал меня во дворец принца Олафа.
* * *
Доктор Тербовен встретил меня в компании своего друга генерала Редиса. Они были совершенно спокойны. Тем не менее на следующее утро их обоих нашли истекшими кровью, с пистолетами в ледяных руках. Никто не захотел передавать Норвегию победителям.
Мы снова вместе любовались на очаровательный пейзаж. Официант подавал нам напитки, словно мы были в саду на невинной весенней вечеринке.
Тербовен сказал мне замогильным голосом: «Я просил Швецию предоставить вам убежище. Они отказались. Подводная лодка могла бы доставить вас в Японию, но капитуляция полная. Подводных лодок больше нет.
В аэропорту у подножия горы все еще стоит частный самолет. Он принадлежит рейхсминистру Шпееру. Вы хотите попытать счастья и ночью добраться до Испании?»
Мы быстро подсчитали кое-что. От Осло до Пиренеев 2150 километров по прямой линии. В теории самолет имеет дальность полета 2100 километров.
Если лететь на большой высоте, чтобы сэкономить топливо, до Пиренеев можно и дотянуть.
У меня не было выбора.
Я согласился.
Последние две недели я рисковал жизнью ежедневно. Почему бы не рискнуть ею в последний раз?
* * *
Еще раз я отправился в Осло, улицы которого были переполнены.
Отель совершенно опустел. Все двери были открыты. Даже персонал куда-то исчез.
Мне пришлось ждать, мы не могли взлететь, пока окончательно не стемнеет. Я должен был тайно прибыть на аэродром.
В 23.00 симпатичный кудрявый пилот с ладонями, большими, как ласты, с Германским крестом в золоте на кителе пригнал к отелю маленький автомобильчик. Вместе с моим последним офицером мы залезли в него.
