Книга Особый район - Юрий Козловский

Дом, куда привела Артема Аня, был раза в три меньше, чем у Егора Афанасьевича. Неказистый снаружи, почерневший от старости, изнутри он оказался уютным и чистеньким, но совсем небольшим, состоящим всего из двух комнат и маленькой кухни. Усадив его на старенький продавленный диван, девушка ушла хлопотать над плитой. Артем огляделся по сторонам. Обстановка была небогатой, зато книжный шкаф оказался битком набит книгами, среди которых он увидел собрания сочинений Чехова, Тургенева, Бальзака, Джека Лондона, Жюля Верна и даже Ключевского. У Артема невольно захолонуло сердце, потому что почти такая же библиотека досталась его отцу от покойного деда. Или, может быть, это произошло просто потому, что в то время выбор был невелик и образованные люди покупали одинаковые книги?

Артем наугад снял с полки том Джека Лондона, посмотрел оглавление. «Смок Белью»… Перелистал страницы и убедился, что книга читана не один раз. Зажмурив глаза, он раскрыл ее наугад и с наслаждением погрузился в памятный с детских лет мир Клондайка, Индейского ручья и Бонанзы.

— Чай будете пить? — вернул его к действительности голос Ани.

— Конечно! — ответил Артем, с виноватым видом отложив книгу. Ему стало немножко стыдно, что он забыл про очаровательную хозяйку.

Девушка расставила на столе старомодный фарфоровый сервиз.

— Может быть, вы любите со сливками? — спросила она, показывая на миниатюрный кувшинчик с вытянутым горлышком.

— Спасибо! — Артем никогда не испытывал подобного смущения в общении с женщинами, и это даже слегка разозлило его. Чтобы привести мысли в порядок, он спросил, показав на фотографии:

— Кто это? Твои родственники?

В отличие от фотографий в доме Кривошапкина здесь не было изображений мужчин с орденами и в военной форме. И вообще фотографий было немного, и располагались они в один ряд.

— Родственники… — почему-то помрачнев, ответила Аня. — Это бабушка, а это мама.

— Кстати, а где твоя мама? Или ты живешь отдельно?

— Похоронила я маму, еще в марте, — девушка опустила глаза. — У нее оказался рак, вот и…

— Прости, Аня, я ведь не знал… — смутился Артем.

— Вы-то здесь при чем? — грустно улыбнулась она. — Давайте не будем о печальном.

— Давай! — с готовностью согласился Бестужев. — И для начала хватит выкать, а то я начинаю чувствовать себя старой развалиной.

— Хорошо, — кивнула она, — я попробую. Скажите… скажи, вы с директором, что, родственники?

— Почему ты так решила? — удивился Артем.

— Похожи вы сильно. Тебе этого никто не говорил?

— Нет… — Артем прикрыл глаза, пытаясь в воображении поставить рядом облик Незванова и собственное отражение в зеркале. — Слушай, а ведь ты права! Как это я раньше не замечал? Странно… Нет, никакие мы не родственники, и вообще я с ним только здесь познакомился. Хотя кто знает, он говорил как-то, что у его деда корни в Тамбовской губернии были, а моя бабушка тоже там жила. В этом мире все перемешано.

— Ага! — согласилась Аня. — Говорят, что все люди в мире друг другу родственники…

— Слышал я такое, — подтвердил Артем, поднялся из-за стола и подошел к стене с фотографиями. На двух из них и бабушка, и мать девушки были сняты с мужчинами, внешностью совсем не напоминающими местных жителей. — А это кто?

— Это мои дед и отец. — После перехода на «ты» смущение у девушки прошло, и она заговорила свободнее.

— И где они сейчас? — спросил, не подумав, Артем и сразу прикусил язык.

Но девушка ничуть не обиделась.

— Обычная история, — усмехнулась она и кивнула на том Джека Лондона, который так и остался лежать на столе. — Оказавшись один в стране снегов, белый человек берет себе скво… Дед, хоть и молодой еще был, но известный ученый, биолог. До войны часто ездил за границу на всякие научные конгрессы и симпозиумы, за что и посадили. Потом он на прииске лет пять тачку таскал, а в пятьдесят четвертом совхозу потребовался ветеринар, его расконвоировали и к нам отправили. Бабушка тогда без мужа жила, с сыном, моим дядей Егором. Муж у нее был на войне сильно ранен и умер незадолго до того. А бабушка еще молодая была… В общем, моя мама в пятьдесят седьмом родилась, но к этому времени деда освободили, и он в Москву уехал. У него ведь там семья была. Бабушка даже не пыталась его искать. Но дядя Егор маме рассказывал, что он был хорошим человеком, и бабушку любил, так что зла на него у меня нет.

— А отец?

— Почти то же самое, только обстоятельства немножко другие… Мама у меня очень красивая была, но замуж так и не вышла. Когда в институте училась, не захотела, потом в Тоболях приехала, а здесь и выходить не за кого оказалось. Пьют все крепко. Да и как мужикам не пить? Это в городах еще людям есть чем заняться, а здесь? Только работа и водка… Ей уже к тридцати подходило, когда сюда из Ленинграда то ли геологи приехали, то ли геофизики, я даже не знаю точно. Он, — Аня подошла к Артему и показала на фотографию отца, — красивый был, умный и веселый. На гитаре играл, песни пел. Потом полевой сезон у них закончился и укатил он в свой Ленинград. А следующей весной я родилась. Вот и вся любовь. Он, конечно, обещал приехать на следующий год, писал даже первое время, но… — она обреченно махнула рукой и добавила: — Скорее всего у него в Ленинграде тоже семья была, мама ведь его паспорт не смотрела. Так что во мне якутской крови всего четверть, а остальная русская и эстонская.

— Эстонская-то откуда? — удивился Артем.

— Так дед чистокровным эстонцем был, только их семья еще до революции в Москву переехала.

— Вот так история! — восхитился Бестужев. — Шекспир отдыхает!

Он повернулся к Ане и встретил взгляд ее карих, с неуловимым зеленоватым оттенком глаз. Безошибочным чутьем поняв, что девушка не станет сопротивляться, потому что ждет этого от него, Артем левой рукой обнял ее за плечи и мягко привлек к себе, а пальцами правой бережно провел по шее, от зардевшегося уха до ключицы. Призывно раскрытые губы оказались совсем рядом, и он приник к ним своими губами.

Поцелуй длился бесконечно. Рука Артема спустилась с плеча на спину и не нащупала под платьем ничего, кроме гладкой кожи. Он положил другую руку Ане на грудь, нашел под скользящей тканью маленький, затвердевший сосок, и осторожно сжал его пальцами. Девушка судорожно напряглась, прижалась к нему всем телом, и приглушенно застонала. Потом обмякла в его руках, открыла глаза и попыталась вырваться из объятий. Но Артем не позволил ей это сделать. Он подхватил ее на руки и перенес в маленькую комнату, где стояла старомодная двуспальная кровать.

…По продолжительности и силе эмоций это было похоже на взрыв, оба сгорели почти мгновенно. Но через несколько минут они прикоснулись друг к другу, и последовала новая вспышка, разгоревшаяся во всепожирающее пламя. Все вокруг перестало существовать. Не было ни дельтаплана, ни Незванова, пропали куда-то Тоболях и Красноармеец. Существовали лишь он и она, и все, происходящее в мире, происходило только с ними. Это было слиянием мировых начал, земли и неба, воды и огня, и ничто в огромной вселенной, сжавшейся до размера этой маленькой комнаты, не могло прервать этого сакрального действа. Артем не помнил, чтобы с ним когда-нибудь происходило что-нибудь подобное.