— От кого вы охраняли склад?
— От бандитов. От гопоты всякой. Я и сам не знаю, кто там всем этим командовал. Майор сказал, что мы — вроде как народное ополчение. Добровольное… — Салем саркастически хмыкнул. — А на наш склад могут напасть повстанцы. Так мы и куковали две недели. Никто на нас не нападал. Еду нам привозили через день — хреновенькую, но в достаточном количестве. Патронов у нас было по рожку на брата. Скучали. Байки травили. Только начал я замечать, что происходит с ребятками что-то не то. Сперва они дружно бросили ругаться матом, а когда я вворачивал какое-нибудь крепкое словцо, вздрагивали. Потом отказались от курева и боевых ста грамм — нам изредка привозили бутылку-другую водки. Автоматы эти дурики сложили в кучу и не прикасались к ним более. Более того, они заявили, что людей убивать нехорошо, поскольку это противоречит заповедям Божьим. Представляешь херню такую?
— Представляю…
— Короче говоря, мне стало не по себе. Майор еще держался несколько дней, а потом и его скрутило. Его автомат оказался в общей куче. Я остался один нормальный в этой компании. Они почти перестали разговаривать со мной — смотрели на меня как на какое-то чудовище. Сидели целыми днями на шпале с блаженными физиономиями и обсуждали то, как неправильно устроен этот мир и как они изменят его, когда закончится смута. Для меня это было дико. На нас не нападали, да. Нам везло. Но могло и не повезти. Потому что в городе шла самая настоящая война, и перестрелка слышалась со всех сторон. А эти… Подняли лапки.
— Они превратились в баранов…
— Да. В баранов. А я — нет. Тогда я еще не знал, чем все это кончится — для всей России и для меня лично. Я просто думал, что эти люди свихнулись от страха, от неопределенности и постоянной вони блокпоста. Что они спасаются от этой дурной жизни мечтами блаженных дурачков.
— Чем все это кончилось?
— Резней. К нам подкатила легковушка, и из нее вышли четверо. Они очень не понравились мне. Все они были обвешаны оружием с ног до головы. На мордах у них были черные маски. Пока мои бараны расчухивали, что к чему, я схватил автомат и пару рожков и сиганул через заднюю дверь. Спрятался за блокпостом. Эти, из машины, не видели меня. Один из них гавкнул: «Всем выйти из укрытия, руки за головой». И что ты думаешь? Барашки мои вышли как миленькие. Улыбались даже, идиоты. Мол, мир, любовь и все такое… Их построили у стены рядком. И перерезали им глотки ножом. Патроны, наверное, экономили. Перерезали, как баранов, на глазах друг у друга. И никто даже попытки не сделал сопротивляться или хотя бы сбежать. Стояли и ждали, пока дойдет очередь подыхать. Бедные тупые бараны…
Салем громко шмыгнул носом. Краев обнаружил, что машинка затихла, — видно, Салем уже сбрил с его черепной коробки все лишнее. Колени Краева были усыпаны волосами.
— Ты убил тех?
— Да. Когда они расправились с пацанами и с майором, они пошли к складу. Собирались поживиться честно заработанным добром. Проблема была в том, что от двери склада они не могли не увидеть меня. Я находился в тупике между стенами склада и блокпоста, и деваться мне было некуда. Поэтому, как только они поравнялись со мной, я начал стрелять. Почти в упор. Я свалил всех четверых с первой очереди. Все их вооружение не пригодилось им. Один умер сразу. А потом я перезарядил рожок и добил остальных троих. В месиво. Я очень боялся их. Я не мог позволить им остаться в живых.
— А потом?
— А потом я засел в укрытии. Все оружие я собрал и зарядил. Я сидел в своих вонючих стенах и смотрел на мир через щель амбразуры. Я ждал, когда мир придет убивать меня. И я готов был обороняться до последнего патрона. А восемь мертвецов валялись там, где им пришел конец. Распухали и воняли на жаре.
— Сколько ты так просидел?
— День. Всего день. Но ты знаешь, этот был не самый приятный и короткий день в моей веселой жизни. Он длился целую вечность. А потом приехала машина — та, которая привозила нам жратву. Оттуда выглянул майор — я знал его по предыдущим приездам. Он осмотрел трупы и пересчитал их. Он понял, что одного не хватает. Он повернулся к посту и крикнул: «Эй, ты там?» Я сидел и молчал. Я целился в его башку. Я знал, что, если он сделает шаг в мою сторону или дотронется до оружия, я расстреляю его. Знаешь, что он сказал? «Не стреляй, — сказал он. — Я не баран, не мародер и не повстанец. Я такой же, как ты, сынок. Я нормальный. Вылезай. С тебя достаточно, сынок».
Салем замолчал. Девушка Лиза, судя по всему, нашла то, что искала по всей квартире. Полупустую бутылку какого-то пойла без этикетки. Она уже основательно приложилась к ней и теперь протянула Салему.
— Без галиков? — Тот с подозрением обнюхивал горлышко.
— Чистая, — произнесла Лиза. — Синтетика, конечно, но без дряни. Градусов двадцать. Пей.
Салем запрокинул голову, треугольный кадык его заходил вверх-вниз.
— Дайте глотнуть, — попросил Николай.
— Пока рано. — Салем вытер губы рукавом. — Напьешься и все дельта-фазы мне смажешь.
— Что дальше-то было?
— Когда?
— Когда ты в блокпосту своем сидел?
— Странно ты себя ведешь… — Салем задумчиво качнул головой. — Очень странно. Если ты чумник, то ты сам должен знать, что тогда было. Если ты баран… Нет, ты не баран. Это и так видно. Может быть, ты и вправду иностранец?
— Я чумник. Только я ничего не помню.
— Ладно. Хватит загадок. Сейчас мы все проверим. Салем извлек из своей сумки компьютер-фолдер и установил его на столе. Достал две пластинки из толстой золотистой фольги. Намазал их какой-то прозрачной гадостью, похожей на разведенный мед, и аккуратно приклеил к черепу Краева — по одной пластинке с каждой стороны темени. Расправил их, отступил на шаг и полюбовался собственной работой.
— Знаешь, на кого ты сейчас похож? — спросил он. — На параспоса. Ты — вылитый параспос.
— Спасибо за комплимент, — буркнул Николай, прикидывая, что это за слово такое — «параспос». «Парашютист с постелью»? «Паразит с похмелья»? Впрочем, тогда бы это звучало как «параспох». А окончание «по х…» могло означать и кое-что другое. В любом случае слово «параспос» не понравилось ему точно так же, как и «полумех». Не хотел он быть ни тем ни другим.
— Сейчас я буду тебя сканировать, — сообщил Салем. Теперь он сидел за столом спиной к Краеву, пальцы его бегали по клавиатуре. — Если ты параспос, ты уже знаешь, что это такое. Тебе уже не раз делали такое.
— Я — параспох, — заявил Краев. — Это значит, что мне все по одному месту. Давай, Салем, сканируй. Я постараюсь, чтобы у тебя на экране возник полный набор нецензурных слов. Это и будет правдивой информацией. Тем, что я о тебе думаю…
Вдруг он почувствовал дурноту. Ему делали сканирование мозга совсем недавно, на станции эпидемконтроля. Но тогда это было совсем по-другому. Тогда ему не брили башку. И тогда он не чувствовал такого сильного головокружения. Ему показалось, что стул вместе с ним взмыл в воздух и начал раскачиваться самым подлым образом, очевидно готовясь произвести фигуры высшего пилотажа. Краев собрался возмутиться, крикнуть Салему, чтобы тот прекратил свои бесчеловечные опыты. Однако в полу под стулом образовалось черное отверстие, и Краев ухнул туда, вниз, со скоростью метеорита, врезавшегося в верхние слои атмосферы.
