В этот момент я понимаю, что вокруг происходит нечто странное. Я оборачиваюсь. Немая сцена в гоголевском «Ревизоре» — слабая пародия на то, что можно сейчас наблюдать в Аничковом манеже. А небезызвестная супруга Лота показалась бы просто живчиком в сравнении с оцепеневшими императором, министром и свитскими.
Первым оживает Максим. Он решительно походит к нам и заявляет, что это — нечестная игра и что он уверен — цесаревич специально тренировался долгое время, так как иначе этот фокус не осуществить… Говорит Максим долго и абсолютно не логично. Можно подумать, что его стрелки не тренируются. Неожиданно мне в голову приходит шальная мысль.
— Рара, чем спорить и доказывать, что я вижу этот пулемет впервые, попробуйте пострелять из него сами.
Александр хмыкает в усы и шепотом высказывается в том смысле, что если цесаревич что-то в голову взял — пушками не вышибить. И уверенно направляется к «Единорогу». Покряхтывая, устраивается в седле, кладет руки на гашетку, примеривается… Пули ложатся в мишень прямой линией, хоть уровень прикладывай. Император закусывает ус и… Вот это фокус! На мишени появляется вензель «Н II»! Не очень ровный, но для первой попытки — пять с плюсом!
Свита обрушивает на своего императора бурные аплодисменты, а Александр лукаво смотрит на меня. Я подхожу к нему и, помогая подняться, приобнимаю его за талию:
— Ну, батюшка, как: стоящего человека мы с дядюшкой вам рекомендовали?
Александр улыбается, затем жестом подзывает к себе Димку. Тот подлетает, отдает ловкий поклон. Император похлопывает его по плечу и со словами: «Угодил, угодил», — протягивает свой портсигар. Золотой, с алмазной монограммой. Фаберже постарался. Да-а… Не видать Максиму наших рынков как своих ушей!
Максим явно потрясен увиденным. Он делает последнюю, отчаянную попытку хоть как-то повлиять на уже вполне очевидный результат испытаний. Подхватив горсть еще теплых гильз от «Единорога» он начинает лепетать, что русские нарушили условия конкурса, применив собственный, гораздо более мощный патрон. К тому же снаряженный пироксилиновым порохом. А ему, видите ли, пришлось мучиться с тем, что прислало Военное ведомство. Тут не выдерживает Ванновский.
— Господин Максим, — ледяным голосом начинает военный министр, — в условиях на проведение конкурса черным по белому было написано: к конкурсу допускаются образцы оружия, имеющие калибр четыре и две десятых линии. Я вижу, что господин Рукавишников это условие выполнил. Вы же отказались от разработки собственного патрона и требовали, в предварительной переписке, предоставить вам патроны русского образца. Какие теперь к нам могут быть претензии?
Максим потухает и отходит в сторону. Чтобы обсудить увиденное, пока горячи впечатления, император собирает в кружок меня, Ванновского, великих князей Алексея, Владимира и Николая Николаевича. Краем глаза я успеваю заметить, что Хайрем подгреб к Рукавишникову и начинает что-то бурно ему говорить. Не дай Бог, свои дурацкие претензии излагает… Эх, не наговорил бы Димка ему в ответ чего лишнего. Жалко все-таки человека: конструктор-то он талантливый…
А наше обсуждение, кажется, заходит в тупик. Дядя Низи и Ванновский доказывают, что пулемет есть устройство для кошмарной, абсолютно неоправданной траты патронов. Мол, в бою и винтовки достаточно. На мое предложение великому князю атаковать пулеметный расчет целым эскадроном, с тем, чтобы оставшиеся в живых решили вопрос о полезности пулемета, реагируют, как на бредни малолетки. Внезапно подает голос Владимир Александрович. Он говорит, что согласен с цесаревичем — это оружие способно остановить атаку любого противника. Только пулеметов нужно два и лучше всего поставить их на флангах. Оружие Владимиру явно понравилось. Затем веское слово молвит генерал-адмирал. Он высказывается в том смысле, что было бы неплохо испытать пулеметы на полевом полигоне, а еще лучше, в боевых условиях. А тут, мол, боевые действия с Японией на пороге… Прозрачный намек!
Император внимательно выслушивает все высказывания, но молчит, что-то прикидывая в уме. Затем подзывает Максима и интересуется: почем его пулеметы. Услышав цену в 347 фунтов 4 шиллинга и 4 пенса,[75]государь озадаченно крякает и велит своему ординарцу пригласить «купца первой гильдии Рукавишникова».
— Ну, нижегородец, а ты за свои пулеметы, — он старательно вставляет в свою речь новое, явно понравившееся ему слово, — ты за свои пулеметы что просишь?
— Ваше императорское величество. Чтобы не работать себе в убыток, — я, из-за спины императора делаю Димке «страшные глаза», — торговый дом братьев Рукавишниковых готов сдавать «Единороги» казне по тысяче семьсот… — мой взгляд начинает напоминать Хиросиму, — даже по тысяче шесть… — Хиросима и Нагасаки одновременно! — по полторы тысячи рублей за штуку.
Выпалив это, Димыч замолкает. Украдкой я показываю ему кулак: нашел, на ком наживаться! Я ведь прекрасно помню, что себестоимость оружия чуть меньше тысячи рублей. Димыч делает вид, что совершенно не понимает: о чем это я. Ладно, наедине я ему грамотно растолкую: о чем я и почему я!..
— А какое количество ты можешь выпускать?
— Сейчас не более 20 штук в месяц, — честно признается Димка, — но в дальнейшем могу полтораста.
— И, кстати, батюшка, лучше уж свою промышленность развивать, чем вкладывать деньги в промышленность потенциального противника! — вмешиваюсь я.
Рара недовольно зыркает на меня и жестом отпускает Максима и Рукавишникова. Те отходят в сторону и, видимо, сразу возвращаются к прерванной беседе. Смотри-ка, уже спелись, изобретатели хреновы…
— Колька, хватит уже мне в лицо пользой для Отечества тыкать! — говорит самодержец. — Можно подумать, что о России только ты один и думаешь!
Я тихо бормочу извинения, но император меня уже не слушает. Он поворачивается к Алексею.
— Лешка, это то самое оружие, про которое ты мне зимой говорил?
— Да, государь и купец тот самый! — кивает генерал-адмирал.
— Про купца этого вы мне с Колькой уже все уши прожужжали, — улыбается император, но тут же серьезно спрашивает: — ты вроде говорил, что у него там, кроме «Единорога» и бердыши какие-то были и пищали… где это все?
— Ну так давай позовем Рукавишникова и попросим показать! — усмехается Алексей. — Эй, Дим… тьфу, Александр Михалыч, подойди-ка сюда!
Димка подходит, всем своим видом выражая недовольство. Чего это он? Ах, ну да! Он, видите ли, важным разговором занят, а мы его по пустякам дергаем.
— Александр Михалыч! — обращается к нему адмирал, — ты кроме «Единорога» еще что-нибудь из своего оружия захватил?
— Да, ваше высочество, захватил, — отвечает купчина и мнется, — вот только демонстрировать некоторые образцы при иностранцах…
— Ишь ты! Неужели ты настолько страшное что-то придумал? — с веселыми огоньками в глазах, спрашивает император.
