Что же мне теперь делать?
Позвонить матери и попросить ее заехать за мной? Или же позвонить в полицию, сообщить о том, что меня похитили и пытались убить? Я понимал, что должен это сделать. Разумный и правильный шаг. Я должен был позвонить, как только нашел телефон. Ведь это так просто — набрать 999 и ждать. И тогда к матери явятся налоговики и затаскают по судам.
Помимо опасений, что мать может потерять все — дом, конюшни, доброе имя, бизнес, свободу, наконец, — что-то еще останавливало меня от звонка в полицию. Возможно, намерение показать майору по делам инвалидов из Министерства обороны, что списывать со счетов меня еще рано, что я могу пригодиться армии.
Но думаю, что главную роль в этом нежелании сыграло намерение лично отомстить негодяю, который так жестоко обошелся со мной.
Возможно, то было проявлением своего рода безумия. Но я опустил мобильник в карман и не стал звонить никому. Просто зашагал на огоньки, к свету, к дому.
* * *
Я жив и свободен, а некто до сих пор уверен в том, что я сейчас лежу связанный в стойле и медленно умираю. Так что на моей стороне был элемент внезапности. С чисто стратегической точки зрения, элемент внезапности — это все. Доказательством тому служила хотя бы воздушная атака на Пирл-Харбор, состоявшаяся ранним воскресным утром в декабре 1941 года. Одиннадцать кораблей были потоплены или серьезно повреждены, около двухсот самолетов, так и не успевших подняться в воздух, разбомблены прямо на земле, причем воздушные атакующие силы противника не превышали и двадцати бомбардировщиков. Было убито и ранено свыше трех с половиной тысяч американцев, потери же японцев составили всего шестьдесят пять человек. Я знал это, потому что в Сэндхерсте каждый слушатель-офицер должен был представить курсовую на тему Второй мировой войны, и мне достался как раз Пирл-Харбор.
Так что элемент внезапности имеет решающее значение.
Я уже однажды показался врагу, и последствия были удручающие — едва удалось выжить. Теперь же я должен затаиться, а еще лучше: внушить врагу уверенность в том, что я уже нейтрализован и не представляю для него опасности. Пусть думает, что я мертв, тут-то я и появлюсь и нанесу смертельный удар. Нужно движение, аналогичное тому, что произвела героиня Глен Клоуз в ванной в фильме «Фатальное влечение». Но только никак нельзя допустить, чтоб меня в конце концов пристрелили, как это произошло с ней.
Я прошел через деревню, стараясь держаться в тени и избегая оживленного центра, где кто-то мог увидеть меня рядом с ярко освещенной витриной. Лишь металлическое цоканье, которое издавал протез, могло меня выдать. Надо найти какой-то способ сделать походку бесшумной.
Подойдя к конюшням Каури, я остановился.
Хотел ли я, чтоб мать и отчим узнали, что со мной произошло? Как объяснить им, отчего я весь в грязи, небрит, истощен и измучен? Можно ли доверять им? Не выдадут ли они мою тайну, пусть даже непреднамеренно, кому-то еще? Абсолютная секретность — еще один решающий фактор. «Болтовня может стоить жизни» — то был один из девизов военного времени. И мне определенно не хотелось, чтоб она стоила моей.
Но я страшно изголодался, к тому же хотелось умыться и переодеться во все чистое.
Я приблизился и увидел, что на конюшнях горит свет и что весь штат занят кормежкой и мытьем своих четвероногих подопечных.
Я быстро обошел дом и, стараясь ступать как можно тише, приблизился к ближайшему прямоугольнику из стойл. Лишь на долю секунды шагнул в освещенное пространство, и то сперва проверил, не смотрит ли кто.
Потом быстро поднялся по ступенькам и оказался в незапертой квартире Яна Норланда над стойлами.
* * *
Я понадеялся на то, что Ян не запирал дверь, когда находился внизу, с лошадьми, и оказался прав. Теперь наконец я смогу решить, что же сказать ему. Хорошо бы заручиться помощью Яна, однако не следует уведомлять его о том, что нанимательница нарушает законы. И еще не хотелось бы пугать его, еще, чего доброго, бросится звонить в полицию. Я решил, что не скажу ему всей правды и одновременно постараюсь как можно меньше лгать.
Ожидая, пока он закончит с лошадьми, я предпринял атаку на холодильник. Еды среди банок пива практически не было, однако удалось обнаружить двухлитровую пластиковую бутылку с молоком. Я так и присосался к ней. Очень хотелось зайти по дороге через деревню в китайскую лавку под названием «Плошка риса», но я не стал этого делать. Надо уговорить Яна сбегать туда за едой, когда он вернется в дом.
Я почти прикончил два литра молока, когда услышал, что он поднимается по лестнице.
Я укрылся за дверью, но он увидел меня тотчас же, как только притворил ее за собой. После истории с испорченной уздечкой в прошлую субботу я не ожидал особо приветливого приема и не ошибся.
— Какого хрена тебе тут надобно? — грубо спросил он.
— Ян, мне нужна твоя помощь, — быстро ответил я.
Он присмотрелся, заметил грязную разорванную одежду, щетину у меня на подбородке.
— Ты чего это в таком виде? — укоризненно спросил он. — Вляпался в неприятности, да?
— Да нет, ничего подобного, — ответил я. — Просто испачкался немного и жутко хочу есть, вот и все.
— Почему? — спросил он.
— Почему что? — не понял я.
— Почему все? — громко произнес он. — Почему ты врываешься ко мне в квартиру, как какой-то взломщик? Почему не пошел к себе? С чего это ты так оголодал и весь в грязи?
— Все объясню, — ответил я. — Но мне нужна твоя помощь. И еще не хотелось бы, чтобы мать знала, что я здесь.
— Почему? — повторил он. — У тебя что, неприятности с законом?
— Ну, разумеется, нет, — ответил я с видом оскорбленной невинности.
— Тогда почему не хочешь, чтобы мать знала, что ты здесь?
Что же ему ответить на это?
— Просто мы с мамой повздорили, — сказал я. И почувствовал: намерение не вдаваться в подробности и не лгать рушится на глазах.
— Из-за чего? — спросил он.
— Это что, имеет значение? — спросил я. — Сам знаешь мою мамашу. Может придраться к сущей мелочи.
— Да, знаю, — протянул он. — Но эта конкретная ссора из-за чего вышла?
Я понимал: он не отстанет. Ему нужен был ответ.
— Из-за лошадей, — ответил я.
Он сразу заинтересовался:
— Валяй, выкладывай.
— А нельзя ли сначала принять душ? — спросил я. — Мне очень нужно. И еще, нет ли у тебя какой одежды приблизительно моего размера?
— А где твоя?
— В доме.
— Хочешь, чтоб я пошел и принес?
— Ну разве можно? Мать сразу увидит, догадается.
— Да нет ее, — сказал он. — Они с мистером Филипсом отправились в Лондон на какое-то грандиозное мероприятие. Сам видел, как уезжали около пяти. Разодетые в пух и прах. Сказала мне, что вернется утром.
