Но ведь действительно — прокатились. И правительство решило изменить закон, а шестерку — амнистировать. Они вернулись на родину, и, представьте себе, их до сих пор чтут в Англии как национальных героев: работает посвященный им музей, поддерживается в достойном виде памятник.
Мало кто уже помнит суть дела, чего именно добивалась «шестерка». Но не забыто другое: эти люди поднялись против вопиющей несправедливости, рискнули своим личным благополучием и свободой, и нация их поддержала.
Так что по большому счету «король Артур» прав: Англия — страна справедливой, честной игры. И это ее определяющее качество.
Замечательно в этой истории еще вот что: во-первых, сельское хозяйство окончательно коммерциализировалось, как сказали бы марксисты — перешло на капиталистические рельсы. Во-вторых, крестьяне, не знавшие крепостной зависимости уже добрых три столетия, превратились совсем уже в настоящих наемных рабочих. Что, с одной стороны, усложняло их жизнь, но одновременно и делало их более свободными: впрочем, для того, чтобы они смогли оценить последнее обстоятельство, потребуются еще десятки лет. В-третьих, с этого момента сельские жители завоевали себе право создавать профсоюзы, которые могли защищать их экономические интересы. В-четвертых, права этого им никто не дарил, за него пришлось бороться, но английское общество, средний класс, интеллигенция и просвещенная часть городских рабочих оказались готовы эту борьбу поддержать.
В-пятых, правящая элита созрела до того, чтобы понимать: к такому протесту необходимо прислушиваться, надо идти на уступки и искать компромиссы с трудящимися и обществом в целом.
Произошло очередное революционное по сути изменение в общественных и производственных отношениях, Англия поднялась на еще один уровень, и при этом — что крайне важно! — достигнуто все это было опять без насилия, эволюционным путем, хоть и не без протестов, жестких и обидных заявлений, демонстраций и прочего. Плюс готовности «шестерки» к самопожертвованию. О многом говорит, по-моему, и тот факт, что в Англии их память чтут до сих пор.
И все это происходило как раз в то время, когда в России после подавления обреченного декабристского восстания наступило время махровой реакции во всех областях жизни. Но даже если бы каким-то чудом восстание и победило бы, представить себе, что оно в итоге могло привести к торжеству демократии и развитию гражданского общества, невозможно.
Однако сослагательное наклонение вряд ли здесь уместно: победить декабристы, конечно, никак не могли. И до первых попыток освобождения крестьян оставалась еще четверть века, да и то навязанные Александром II сверху реформы натолкнутся на мощное сопротивление помещиков и не вызовут особого энтузиазма среди крестьянства.
Представить себе в 1834 году смесь тред-юниона с масонской ложей в каком-нибудь дальнем селении, в глубине Орловской губернии, например… Нет, не хватает воображения.
Впрочем, далеко до развитого сельского капитализма было в то время и Пруссии, и Австрии, и другим сугубо континентальным странам… Так называемый юнкерский (прусский) путь становления капитализма — это прежде всего сильно запоздалый путь, и опоздание это станет одной из главных причин затяжного и трудно исправимого общественного дисбаланса, толкавшего Германию к агрессивному империализму, а в итоге и нацизму.
И даже Франция, с ее «свободой, равенством и братством», в те самые годы переживала тяжелые времена, чудовищное похмелье после кровавой вакханалии якобинства, гражданской, а потом и наполеоновских войн. Путь до появления серьезных профсоюзов (не то что в деревне, но и в городе) был еще совсем не близким.
Но, спросите вы, разве профсоюзы, их легальное и активное существование так уж важны с точки зрения экономического и социального прогресса? По-моему, чрезвычайно: они суть если не причина, то важнейшее мерило развития, показатель прогресса, это уж точно. Другое дело, что нельзя доводить ситуацию до крайностей: если профсоюзы начинают диктовать свою волю всему обществу и государству, как это случилось в Британии в семидесятых, то это уже не прогресс, а его противоположность.
И последнее: конечно, «толпаддлские герои» поначалу выглядели чудаками, эксцентриками, с этим своим деревенским тайным обществом, скелетом и тайными клятвами, но в итоге они вышли победителями в противостоянии с парламентом, судом и вообще всем истеблишментом. И очень помогли важным переменам в обществе.
Замечательный пример для многих других стран — существующая сегодня в Великобритании удивительная организация, называющаяся ACAS (The Advisory, Conciliation and Arbitration Service). Служба консультации, примирения и разрешения споров. Она именуется «Королевской» и, следовательно, является государственной, общенациональной. Но ни в коем случае не правительственной! Финансируется из госбюджета, но управляется своим собственным независимым советом. И выполняет роль честного, доброжелательного и абсолютно непредвзятого посредника в трудовых конфликтах. За многие десятилетия своего существования ACAS уладила бессчетное число подобных конфликтов, помогая найти компромисс между непримиримыми поначалу противниками — забастовщиками и профсоюзами, с одной стороны, и предпринимателями или администрацией, с другой. В своем нынешнем виде ACAS существует с 1975 года, но первый его прообраз появился аж в 1896-м. А можно вести его родословную и от триумфа «толпаддлских героев».
Что, собственно, возвращает нас к «королю Артуру» и его успехам на том же пути — борьбы за права различных меньшинств и чудаков.
Находясь в тюрьме, «король» отказывался переодеваться в тюремную одежду, мотивируя это также религиозными соображениями. В результате он оставался вовсе нагим и в этом виде помещался в одиночную камеру. Вокруг этого тоже начала развертываться общественная полемика, дело могло опять же дойти до Страсбурга, и снова правительство сдалось. Друидам было официально разрешено носить за решеткой свои робы. Такой вот он эксцентрик, «король Артур»…
Но разве не эксцентрична и настоящая королевская семья, настаивающая на своих старинных ритуалах и торжественных нарядах? Кейт Фокс в своей книге «Наблюдая за англичанами» обращает особое внимание на одежду Елизаветы II, видя в ней признаки этого национального явления. А тот же Генри Хемминг зашел еще дальше, утверждая, что сам институт британской монархии — это самая настоящая эксцентрика и даже карнавал высшей марки.
Не все в Англии любят карнавалы, не все любят и королевскую семью. Нашелся даже человек, который утверждает, что Виндзоры — не люди, а совсем другой биологический вид. Причем человек этот не в сумасшедшем доме сидит, а с большим успехом читает лекции и большими тиражами выпускает и продает свои многочисленные книги.
Долой тиранию ящериц!
Бывают моменты, когда моя симпатия к английским эксцентрикам и приверженность свободе слова подвергаются тяжкому испытанию. Яркий пример — две мощные фигуры современной английской жизни, по-своему внесшие большой вклад в развитие общественной мысли во всем мире. Это Брайан Хоу и Дэвид Айк. Только насчет направленности их вклада в копилку человечества — со знаком «плюс» или «минус», — есть большие сомнения.
