Ее дыхание снова участилось, глаза затуманились.
— Я думала, что мужчины не могут… так скоро…
— Несколько минут назад я бы поклялся, что ты права, — ответил Хок.
Его тело снова выгнулось, и она со сладким стоном ответила ему, лаская и все больше возбуждая его тугую плоть, спрятанную в полночной черноте волос.
— Выходит, мы оба были не правы, — с трудом произнес Хок. — Когда ястреб занимается любовью с ангелом, законы не работают.
В сон Хока ворвался звук крошечного электронного будильника его часов. Он шевельнулся и хотел выключить его, но вдруг ощутил на руке нежную, теплую тяжесть.
Воспоминания хлынули сладким потоком, и он остро почувствовал каждый дюйм тела Энджел, так доверчиво прижавшейся к нему. Кровь запульсировала быстрее, тепло, охватившее его тело, сконцентрировалось между ног, сдерживаемая страсть требовала свободы.
Хоку безумно захотелось опять войти в нее, ощутить страстную нежность ее объятий.
Он снова и снова хотел ее, и это его удивило. Он не испытывал ничего похожего ни с одной женщиной, даже когда был молод.
Хок протянул руку и включил крошечный фонарик на батарейках. Слабый желтоватый свет упал на кровать на носу катера. Волосы Энджел золотистым огнем горели на смуглой руке Хока. Ее ресницы отбрасывали длинные неровные тени, губы, все еще припухшие от страстных поцелуев, подаренных и взятых, казались ярко-красными.
Хок наклонился и провел языком по ее губам. Энджел улыбнулась, что-то пробормотала и еще теснее прижалась к нему, ища тепло его тела. Хок знал, что она не проснулась и ее движения бессознательны, глубоки и искренни, как и ее любовь к нему.
— Энджел, — прошептал Хок. — Моя милая, благородная женщина. Что мне с тобой делать? — добавил он еще нежнее.
Ответа не было.
Хок бросил взгляд на валявшиеся повсюду разорванные пакетики и улыбнулся от сладких воспоминаний.
Рука Хока скользнула под одеяло и замерла на мерно вздымающейся груди Энджел. Он уткнулся губами ей в шею и принялся медленно и томно ласкать ее тело, беззвучно обращаясь к ней до тех пор, пока она не пошевелилась, еще не проснувшись, но уже на полпути из прекрасного чувственного сна.
Ее тело таяло от желания.
— Ангел, — хрипло сказал Хок, раздвигая ей ноги. — Ангел.
В ответ ее глаза широко распахнулись. Он подождал, пока не уверился, что Энджел проснулась, взглянул ей в глаза и в тот же момент вошел в нее.
Ее восторженный стон эхом отозвался у него в ушах, и оба они взмыли в небо, но не в черное и холодное, а в теплое и яркое.
Когда к Энджел снова возвратилась способность говорить, она, уткнувшись губами ему в плечо, прошептала слова любви. Ответом ей было мягкое, искусное движение, заставившее Энджел крепче вцепиться в Хока.
— Хок, — произнесла она наконец прерывающимся от волнения голосом, — мы опять пропустим прилив.
Он что-то пробурчал ей в шею.
— Что? — переспросила она.
Он нехотя оторвал губы от ее благоухающей кожи:
— Я поставил будильник немного вперед.
Энджел рассмеялась.
— Какой умный Ястреб, — сказала она. — Надо будет наградить тебя.
— Ты меня уже наградила, — с улыбкой ответил Хок.
От его красивой улыбки у нее замерло сердце. Она тронула кончиками дрожащих пальцев уголок его рта, удивляясь силе любви, которую чувствовала к этому суровому и доброму человеку.
— О чем ты думаешь? — спросил Хок, пытаясь угадать, какие чувства заставили ее задрожать.
— О том, как сильно я тебя люблю.
Хок прикрыл глаза.
— Мне не следует позволять тебе этого, — строго сказал Хок.
Он прижал Энджел к себе и зарылся лицом между ее грудей.
— О Господи, что я делаю? — простонал он. — Я не могу любить тебя и не могу позволить тебе уйти.
Энджел ласково погладила его по волосам, стараясь успокоить — она, мол, все понимает, как надо.
Она действительно его понимала.
Она понимала, что, каждый раз говоря ему о своей любви, причиняет ему больше боли, чем удовольствия. Хок не хотел обижать ее. Она знала это так же точно, как и то, что любит его. А он считает себя неспособным любить.
Она понимала и принимала это без осуждения.
С ловкостью, дорого оплаченной в прошлом, она мысленно собрала в голове безмятежную розу и, собрав, размешала в объятиях Хока.
— Я знаю, что тебе делать, — сказала Энджел, нежно целуя его в губы. — Тебе нужно заняться рыбалкой. Нам предстоит поймать прекрасного лосося.
Хок поднял голову, посмотрел на нее и нежно поцеловал ей ладони.
Глава 25
Минуты и часы, дни и недели, проведенные с Хоком, пролетели, наполненные красотой и любовью. Энджел не позволяла себе считать дни, складывать их и думать о том, что с каждым восходом солнца приближается конец лета.
Любовь и потеря Гранта научили ее не жить прошлым.
Любовь и сознание того, что она потеряет Хока, научили ее не жить будущим. Она жила только настоящим, с каждым прикосновением, с каждой улыбкой все сильнее влюбляясь в Хока.
— Энджи.
Она подняла голову. Из воспоминаний ее вывел голос Дерри. Крошечные серебряные колокольчики у нее в ушах сладко позванивали при каждом ее движении.
— Я в студии, — отозвалась она.
Дерри вошел в комнату. Он так привык к костылям, что они уже не стесняли его. Перемена в отношениях Энджи с Хоком тоже его не стесняла. Энджел знала, что Хок говорил с Дерри, но что именно рассказал ему — не имела понятия.
Все опасения Энджел, что Дерри воспротивится ее любви к любому другому мужчине, кроме Гранта, рассеялись, когда он обнял ее и сказал, что она никогда раньше не выглядела так прекрасно.
— Где Хок? — спросил Дерри.
— Он…
— …звонит по телефону, — с усмешкой закончил за нее Дерри. — Куда на этот раз?
Энджел пожала плечами и печально улыбнулась:
— Кажется, в Токио. Он уже говорил с Лондоном, Нью-Йорком, Хьюстоном, Лос-Анджелесом и с кем-то, кто отдыхает на Майами.
Последнюю неделю Хок только и делал, что звонил по телефону. Несмотря на всю свою решимость не считать дни, Энджел знала, что Хок остался здесь сверх запланированного времени. Сделки, в которых участвовали сразу несколько партнеров, шли к завершению.
— Насколько я знаю, сейчас самый ответственный момент, — сказала Энджел.
— Вероятно, мы с Хоком улетим с острова одним самолетом, — сказал Дерри.
Завтра Дерри снимет наконец гипс и улетит в Гарвард. Его мечта стать врачом обрела реальность благодаря Хоку, который купил Игл-Хед по цене, значительно превышающей, по мнению Дерри, его стоимость.
