влагалище, накрывая мои губы поцелуем. Ловит стон боли, когда резко входит в меня, такое ощущение, что сразу на всю длину. Дает привыкнуть к ощущениям, примириться с болью. Я вижу, как капельки пота стекают по вискам. Яну тяжело оставаться во мне, но при этом не двигаться. — Это последняя боль, которую я тебя причинил, — целуя, клятвенно шепчет прямо в губы.
Увлекаясь поцелуями и ласками, я забываю о дискомфорте. Мне кажется, мы одновременно подается навстречу друг другу. Двигаемся синхронно, слаженно. Тела покрываются испариной. Мои ногти оставляют следы на его плечах. Толчки становятся жестче, глубже, резче…
Пальцы впиваются в кожу, оставляя на ней следы. Спальню наполняют наши стоны и звуки страсти. Боль становится призрачной, ее давно вытеснило наслаждение…
— Люблю тебя, моя девочка…
— Люблю, — мы признаемся друг другу в любви…
Внизу живота закручивается спираль. Сжимается, сжимается… Вместо потолка небо, которое рассыпается мириадами звезд…
Царапая плечи, я выгибаюсь под Яном, кончаю с громким криком, сжимаясь на его члене. Ян громко рычит, скрипит зубами. Глубоко толкнувшись в меня несколько раз, выходит, окропляет живот белесым семенем…
— Мелкая, ты моя до последнего моего вздоха, — уже много позже, лежа со мной в обнимку, произносит Самсонов. — Я тебя никому не отдам, — он не видит, а по моим щекам текут слезы счастья.
Глава 49
Ян
Моя…
Моя девочка…
Только моя…
Несколько часов на пике эйфории. Никогда не думал, что меня от секса так накроет. В моем ДНК веками, видимо, таилась нежность, которая патокой изливается на мою девочку. Готов вечность ее целовать и ласкать. Не могу оторваться, утаскиваю ее в душ вместе собой. Хочу до безумия, мне мало одного раза после годовой голодухи, но Нику нужно поберечь. Я сорвался, как только оказался в ней, старался быть аккуратным, но куда там… Инстинкты, суки, победили. Брал девочку на всю длину, до упора, чтобы всю ее прочувствовать, покорить…
Она не жалуется, но я же вижу, как сжимается, когда я добираюсь с ласками до ее киски.
— Я только поласкаю, кончишь для меня? — натирая пальцами горошину.
— Может, потом? — пряча лицо на моей груди.
— Потом тоже кончишь, — продолжая водить пальцами между влажных складочек. — Раздвинь ноги. Шире, — снимая гибкий шланг, откручиваю лейку, включаю воду, направляю струю на клитор. Глаза Ники закатываются, хватаясь за плечи, она царапает ногтями кожу. Несколько минут — и я вижу, как тело начинает сокращаться мелкой дрожью. — Мне на язык, — удерживая ее за талию, опускаюсь на колени, подключаю язык. Ловлю первые капли ее оргазма. Выпиваю, ласкаю…
Усаживаю к себе на колени, член толкается во влажные складочки. Ника еще не отошла от оргазма, она продолжает сжиматься на моих бедрах. Мне так хочется ворваться в тесную глубину ее дырочки…
Тормози, Самсонов…
Трусь о влажные возбужденные складочки. Раздирает желание надавить головкой чуть ниже, но, сжав зубы, запрещаю себе поддаваться инстинктам. Закрыв глаза, с громким рыком кончаю на живот Ники.
Быстро приняв душ, заматываю Нику в полотенце, подхватываю утомленную, залюбленную девочку на руки и несу в постель. Прижав к себе, шепчу нежности, которые постоянно скатываются в пошлости, но Ника не в обиде. Нужно ее покормить, с этими мыслями меня вырубает.
Просыпаюсь, Ника спит. Аккуратно высвобождаюсь из ее объятий. Тянусь за телефоном. Хорошо я о ней забочусь. Время три часа дня, нужно заказать доставку из ресторана.
Полотенце на Нике давно размоталось, одеяло сползло. Глаз не оторвать от моей сексуальной малышки. Открываю камеру на телефоне. Она лежит в очень красивой позе, которая венчает невинность и эротичность. Сохраню для себя, буду дрочить на эти фотки, когда Ника сбежит обратно в общагу. От этой мысли злюсь, но ругаться не буду. Я уже понял, что с этой девочкой свое «я» стоит засунуть глубоко в задницу. Ника встает в позу, когда я что-то требую и приказываю, но если я уступаю, то получаю покладистую послушную девочку. Порой нужно прогнуться, чтобы выиграть сражение, не понеся при этом потери.
— Ты меня фотографируешь?! — открывает заспанные глазки, тут же прикрывается ладонями. От возмущения горит лицо. Делаю еще пару кадров. Опускаюсь на постель, обнимаю ее, целую в губы, делаю еще несколько совместных фоток. — Ян!..
— Это только для меня, — где-то даже задевает, что нужно объясняться.
— А если кто-нибудь увидит?
— Не увидит, сейчас закину в облако, — тут же открываю скрытые папки, кидаю туда сделанные только что фотографии.
— Дай посмотреть, — протягивает раскрытую ладонь. Глаза сужены, что она там себе успела придумать? В этих папках только ее фотки. Я никогда не фоткал других телок, тем более не сохранял снимки у себя.
— На, смотри, — протягиваю ей телефон, диктую пароль облачного хранилища на случай, если она нечаянно выйдет. — Пойду оденусь, — Ника не замечает, а я в полной боевой готовности. Я одетую ее постоянно хочу, а она такая красивая, полностью обнаженная. Толкни ее на подушки, разведи ноги в сторону…
Мозги в кисель. У себя принимаю прохладный душ и только потом одеваюсь. Ника наверняка все просмотрела, могу забрать трубу, сделать доставку еды…
В голове происходит щелчок. Лечу в спальню Ники. Бля! Какой головой я думал, когда отдавал ей телефон?!
Влетаю в спальню, Ника ревет под одеялом!
Сука! Хотел же удалить это гребаное видео! Необязательно было его хранить, Алиса и так была на крючке!
— Ника, прости… — падаю рядом, обнимаю ее со спины. Целую затылок, висок. — Я забыл… Нужно было удалить, чтобы ты никогда этого не видела!
Одно дело знать, что твоя мама — конченая сука, другое дело — убить образ идеального отца!
— Она мне врала!.. — икая и всхлипывая. — Мой отец был… подонком. Мама знала, что он спит с женой Сергея Кайсынова… Знала! Специально соблазнил… Они… Они замышляли его убить… — пересказывает услышанное. — Отобрать чужое имущество… Там же было двое маленьких детей… Как можно быть такими людьми? Они не люди… Скоты… Я ненавижу их! Ненавижу их обоих! — Ника скатывалась в истерику. Чем больше она обо всем этом думала, тем сильнее рыдала.
В этот момент я готов был придушить Алису и пробить себе тупую голову! На хрена я оставил эту запись?!
Явные лживые откровения Алисы о самой Нике не тронули мою девочку, она об этом ни разу не упомянула, а вот истерика по поводу поступков отца длилась уже больше часа. Мне никак не удавалось успокоить Нику. Ее боль разрывает душу. Никогда не думал, что можно так остро ощущать страдания другого человека. Любая физическая боль — мелочь по сравнению с
