Тогда эти народы восстали; они умертвили римских агентов, разбили конницу и пехоту Лоллия и с торжеством повезли орла пятого легиона чрез галльские села.
В Риме поражение это вызвало сильнейшее возбуждение; Август поспешил в Галлию, а из лесов зарейнских уже начали появляться новые полчища кимвров. В эти-то дни Гораций желал Августу победы над дикими сигамбрами как прекраснейшего триумфа его жизни.
Как мало знали в Риме германцев! Когда Август прибыл в Галлию, он нашел, что делать оставалось немного: произведши полное опустошение, сигамбры возвратились на родину, дали заложников и просили мира.
Этот способ ведения войны германцами заключал в себе нечто, долго остававшееся для римлян непостижимым. Внезапно и с адскою силой воспламенялся в германцах воинственный дух, чтобы после бурной вспышки тотчас же угаснуть почти без всякого следа. Это была противоположность тому мудрому, планомерно организованному, систематическому напряжению и расходованию сил, которое предписывалось римлянам как высокою степенью культуры, так и рациональным характером. К этому присоединялось малое знакомство римлян с внутренним состоянием Германии. Как далеко вглубь страны простиралась эта страшная нация? И разве преувеличенные повествования купцов не передавали о еще более ужасных подробностях о тех народах, которые жили там, далеко, в непроходимых лесах? Что если в этом печальном сыром климате гнездилась многоглавая гидра, которую не в силах победить даже римское счастье и могущество?
Странный контраст с этим страхом пред германцами составляет иногда почти безграничное легкомыслие римлян в понимании ими германского характера. Жертвою этою легкомыслия пал Лоллий, оно же было причиною несчастия Вара: и тот и другой видели в германцах не более как добродушно наивных простаков или даже обыкновенную толпу покоренного люда, судьба которого предоставляется на произвол провинциальных властей. Это было притупление способности понимать чуждую народную индивидуальность – притупление, которое, развившись веками на почве исключительно военных подвигов, сделалось злейшим врагом римлян в их борьбе с германцами.
II
Clades Lolliana (Лоллиево поражение) встряхнуло Рим; вероятно, из личного пребывания по ту сторону Альп Август вынес убеждение, что Германия должна быть покорена по крайней мере настолько, насколько это считалось нужным для безопасности рейнской границы. И уже была выполнена большая часть тех предварительных условий, которые казались необходимыми для прочного разрешения этой обширной задачи. Цезарь первый задался стратегическою мыслью охватить германцев, как тисками, с двух сторон: он хотел броситься на них одновременно с азиатского Востока и с галльского Запада. Эта идея концентрическаго наступления, поныне господствующая у высокоцивилизованных наций в их войнах с народами, стоящими на низшей культурной ступени, с тех пор сделалась нормою для всех римских нападений на Германию.
Но если Цезарь мечтал о нападении с Востока лишь как о деле будущего, то в 13 г. до Р.X. имелись уже практические средства для подобного образа действий; в 35 г. до Р.X. и затем, снова, с 14 по 13 г. до Р.X. покорена была Паннония, в 15 г. до Р.X. – Реция и Винделиция: Рим овладел и дунайскою границей. В то же время в верхнедунайских землях все мужчины, способные носить оружие, грубо и насильственно сосланы были в отдаленные провинции, и вдоль рейнской линии стала воздвигаться первая цепь застав и укреплений: двойной периферический операционный базис был в руках римлян. Если они первоначально эксплуатировали только рейнскую линию, то, вероятно, причиною этому, кроме неуместной, в конце концов, бережливости, была также и надежда, что рейнские по преимуществу задачи и разрешиться должны только на рейнских берегах.
В 13 г. до Р.X. главное начальство перешло в руки старшего Друза, одного из превосходнейших полководцев и политиков, какие когда-либо командовали на Рейне в период римского господства. Он тотчас же применил в северо-западном углу Германии принцип концентрического наступления; здесь, на севере, прежде всего требовалось приобрести ближайший, речной бассейн, именно – Эмсский. Это было самое легкое и самое счастливое начало для осуществления задачи – создать римское полугосподство между Рейном и Везером. На Нижнем Рейне полководец располагал, в лице батавов, германским союзным народом испытанной верности. На их восточном фронте он мог осуществить те работы по постройке плотин и проведению каналов, которые открывали ему доступ к Северному морю. У самого же Северного моря, от Зюдерзее до Везера и дальше, жили фризы и хауки, ингвеонские народы довольно мирного характера, природною противоположностью которых с южнее жившими племенами иствеонского происхождения легко было воспользоваться.
С этими предположениями и сообразовал Друз свой первый большой поход в 12 г. Он поплыл с легионами по каналам и естественным водным путям Зюдерзее к берегам Северного моря, преодолел опасности моря, благодаря мужественной поддержке, оказанной фризами, которых он скоро привлек на сторону римлян, поднялся вверх по Эмсу, бился с первым иствеонским народом на юге, бруктерами, и для обеспечения результатов похода заложил укрепление на Эмсе.
Это было огромным успехом. Но он немедленно (в 11 г.) повел к коалиции угрожаемых иствеоно-свевских народностей между Эмсом и Рейном под главенством сигамбров; к этому союзу примкнули и хауки. Могущественно было это первое значительное соединение германских племен, направленное не только к самозащите, но ревностно стремившееся также и к внутреннему объединению; нет сомнения, что окончательно скрепили этот союз сигамбры; так, своих южных соседей, хаттов, они даже путем неприятельского опустошения пытались принудить к вступлению в союз.
Друз воспользовался временем хаттского похода сигамбров, для того чтобы пройти по их стране вплоть до Везера. Но перейти эту реку ему не удалось; а на возвратном пути он, по рассказам, в узкой лесной долине был застигнут врасплох херусками, сигамбрамп, свевами (хаттами) и едва избег позднейшей участи Вара. Единственный прочный результат этого года для него состоял в закладке укрепления Ализона на верхнем течении Липпе и в постройке другого, значительно далее к югу лежавшего укрепления – вероятно, нынешнего Хеддернхайма.
Чрезвычайное значение имело то обстоятельство, что союз германских народов существовал лишь до тех пор, пока продолжались наступательные действия римлян. Каковы бы ни были те средства, с помощью которых разрушил его Друз, и принимал ли участие в этой перемене также Август, бывший тогда в Галлии, достоверно то, что великодушный характер полководца, его мягкое обхождение с отдельными племенами были очень благоприятными условиями для примирения германцев с Римом и разъединения их между собою. Во всяком случае лишь исключительно счастливые обстоятельства могли дать возможность Друзу предпринять грандиозный поход 9‐го г. до Р.X. через область хаттов к свевам (маркоманам?), херускам и до Эльбы. Это было отважное предприятие, успех которого, казалось, открывал честолюбию молодого полководца неожиданныя перспективы; но на возвратном пути, между Заале и Эльбой, он разбился насмерть, упав вместе с конем, и верные легионы торжественно похоронили его на Рейне.
Блестящим доказательством политического и военного значения походов Друза служит то обстоятельство, что Германия после его смерти осталась спокойной: хотя
